Владислав Выставной.
ВОЛШЕБНЫЙ ПОЛИГОН МОСКВА
ПРОЛОГ
Она смотрела вниз и уже не ощущала страха. Все казалось слишком диким, чтобы просто бояться.
Вместо страха в судорожно хватающую разреженный воздух грудь разом хлынули трудно совместимые чувства, в которых нашлось место ненависти и усталости, изумлению и равнодушию, отчаянию и какому-то противоестественному восторгу.
Если бы кто-то мог вот так запросто, будто птица, пролететь мимо — он не поверил бы увиденному. И, может, задал бы себе вопрос:
«Зачем ЭТО???»
Какому безумцу пришло в голову привязать девушку к самой верхушке Останкинской телебашни?!
Но никто не будет пролетать мимо. И дело не только в том, что здесь, в искаженном темными силами мире, с детства знакомая башня кажется во много раз выше, чем привыкли видеть и без того немало повидавшие москвичи.
Просто теперь это место закрыто для простых смертных.
По крайней мере — на время.
Время… Нет ничего в этом мире более лживого, чем время. Можно прожить невероятно длинную жизнь и как-то вдруг с изумлением обнаружить, что вот только вчера ты каталась на санках с друзьями-мальчишками, а теперь пришел срок подводить черту…
А можно всего один час своей жизни ощутить как целую вечность…
Нужно лишь, чтобы тебя приковали к стальному штырю на высоте нескольких километров над землей и под вой ледяного ветра мерно раскачивали из стороны в сторону, швыряя в лицо пригоршни ледяной воды и колючего снега…
В один момент, почти теряя сознание, она поймала себя на нелепой мысли: «А ведь это могла бы быть забавная разновидность городского экстрима». И даже попыталась улыбнуться. Но своего замерзшего лица она уже не чувствовала, а потому улыбка не получилась.
Далеко внизу вокруг башни кружили орлы. Совсем недавно в потоках восходящего воздуха они поднялись сюда и сделали несколько неспешных кругов, с удивлением рассматривая пленницу. Но ветер, снег и разреженный воздух прогнали птиц вниз — туда, где по удивительным законам этого мира как ни в чем не бывало светило солнце.
Она хотела верить в то, что происходящее с ней — всего лишь эпизод странной игры таинственных сил, остановивших для собственного развлечения привычный ход событий.
Но как это объяснить своим затекшим рукам, своему телу, которое изнемогало от холода и боли? Как понять, что этот кошмар происходит именно с тобой, в привычном с детства городе?
Видимо, понимания от нее не требовалось. Она нужна была здесь для другого…
Но для чего?
Какая ей разница? Неужели понимание смысла происходящего может хоть чем-то ей помочь?! Нет, ее не спасет даже немедленное освобождение от пут — ведь за таким «освобождением» последует лишь последний, хотя и довольно долгий, полет вниз.
Ее может спасти только кто-то другой. Тот, кто найдет способ и силы подняться на эту невероятную высоту.
Но как?! И кто решится, преступив смертельный запрет, подняться сюда?!
Кто?!
…И вдруг, несмотря на лютую стужу и медленно уходящее тепло, ее тело обдало еще более страшным холодом.
Она знала — кто!
Она не пленница орлов и не жертва маньяка. Она не экзотическое украшение Башни Смерти кровожадного властителя.
Она просто приманка.
Славе приснился сон.
Будто он — великий волшебник, которому подвластны все люди, что живут на Земле. Только вот беда: не знает он, что ему с этими людьми делать. Ведь все идут к нему со своими проблемами, и он конечно же решает их с удовольствием и играючи.
Но людей становится все больше и больше, и от их проблем уже голова идет кругом.
И вот он наконец, поднапрягшись как следует, решает все людские проблемы разом!
Однако вот незадача: просьб и жалоб почему-то сразу становится в десять раз больше!
И отчаявшемуся волшебнику Славе уже свет не мил, хочется только одного — стать обычным человеком…
Но он не может: на кого же ему оставить несчастных людей?..
Слава проснулся, услышав визг тормозов.
Поморгав сонными веками и помотав головой, чтобы прийти в себя, Слава понял, что мчится на скорости сто двадцать километров в час по встречной полосе. Машины шарахались от него во все стороны, а водители грозно потрясали вслед кулаками.
Облившись волнами холодного пота, Слава вернул свою «шестерку» на подобающую полосу.
«Однако не стоит так расслабляться», — рассеянно подумал Слава.
А ведь это — всего лишь трасса. С такой невнимательностью в столице ему грозят куда большие неприятности. Там никто не посмотрит на толстую «прямоточную» выхлопную трубу, широкие колеса и весь любовно наведенный околоспортивный тюнинг его старушки.
Вообще, дернул же его черт поехать на автомобиле! Сидел бы себе спокойненько в автобусе, дремал да смотрел бы свои странные сны…
Вон, кстати, и МКАД уже показалась. Включим-ка музыку, чтоб взбодриться. Что там у нас? Ага — нетленные «Химические братья». Ну-ка, врубим по полной!
— Вот черт! Нет, ну надо же…
Слава едва успел заметить примостившуюся за каким-то придорожным ларьком машину ДПС и вдавить педаль тормоза, как тут же, словно чертик из шкатулки с сюрпризом, на обочину выскочил гаишник и, сделав выпад своей полосатой шпагой, звонко засвистел.
Славе не оставалось ничего другого, как свернуть на обочину. С упавшим сердцем он принялся хлопать себя по карманам в поисках сотенной, предвкушая унизительно-заискивающие переговоры.
Когда парень с виноватой миной на лице вылез из машины, к нему уже неспешно подходил невысокий одутловатый инспектор.
— Тэк… Инспектор ДПС Горемыкин, — представился гаишник. — Скорость превышаем, сплошную пересекаем… Пройдемте-ка к нашей машине.
— А может как-то так… — забормотал Слава. — Как-то так решим… Так как-то… Сразу… На месте как-нибудь… Без протокола… Ну так как-то, чтобы без этих, без всяких…
Инспектор с сомнением осмотрел Славу с головы до ног. Театрально вздохнул и задумчиво закатил глаза, будто производя мысленный расчет размера Славиной ответственности. Затем снисходительно улыбнулся и собрался было что-то произнести.
Как вдруг…
…В глазах у Славы потемнело, и он услышал хлесткий звук, словно в небе лопнула гигантская нейлоновая гитарная струна. Когда зрение вернулось, осталось удивительное ощущение, будто краски в окружающем мире стали ярче, а воздух насытился озоном…
Судорожно вздохнув, Слава вновь обратил свой взор на гаишника.
И заорал.
Было от чего. Гаишник с застывшим на лице удивлением медленно оторвался от земли и воспарил на высоте двух метров, расправив за спиной огромные стрекозиные крылья и подымая вокруг ветер да тучи дорожной пыли. На глазах потрясенного нарушителя инспектор ДПС Горемыкин постепенно, целиком, с головы по каблуки форменных ботинок, покрывался поперечными черно-белыми полосками.
— Взятку мне предложить хотели? — с укоризной в голосе произнес Горемыкин и покачал головой. Его мертвенно побледневшее лицо пересекала теперь широкая темная полоса. — Как не стыдно, юноша! Человек должен творить только добрые дела, и тогда воздастся ему по заслугам…
Гаишник взмахнул полосатым жезлом, из которого вдруг потоком заструились искры, и Славина «шестерка» невообразимым образом затрещала, заскрежетала, будто распираемая изнутри, принялась менять цвет и… превратилась в тыкву.
Слава в изнеможении сел на землю. Он не мог прийти в себя. Происходящее воспринималось как конечная стадия тифозного бреда.
Раздался характерный вертолетный стрекот, и к инспектору Горемыкину подлетел уже сплошь полосатый и весьма пузатый капитан. Булгаковскому морфинисту он мог бы напомнить гигантского шмеля.
— Друг мой, — менторским тоном произнес капитан, обращаясь к Горемыкину,— я думаю, это будет хорошим уроком для молодого человека. А теперь отпустите его с миром… Пусть катится ко всем чертям…
Горемыкин козырнул, от чего его заметно повело в сторону, пожал плечами и взмахнул своим волшебным жезлом. Тыква затрещала и, раздувшись до кошмарных размеров, лопнула с отвратительным чавкающим звуком, оставив на своем месте сверкающую «ауди-ТТ» цвета голубой «металлик».
— Счастливого пути, юноша, — задушевно пропел капитан и протянул Славе отобранную у него пачку документов. Слава, стирая с лица остатки взорвавшейся тыквы, на трясущихся ногах подошел к своей новой машине и буквально рухнул на сиденье. Когда, действуя совершенно машинально, он уже надавил на газ, сзади раздался гулкий зловещий голос:
— Но помни: если ты вовремя не поставишь машину на учет по месту жительства и не пройдешь техосмотр — она снова превратится в тыкву!
Рывками тронувшись с места и делая нервные зигзаги, «ауди» скрылась в дали.
Сделав молчаливый круг над патрульной машиной, инспектор Горемыкин подлетел к капитану.
— Что это, черт возьми, происходит? — прохрипел он и потрогал полосатой ладонью свой лоб.
— Не ругайтесь, друг мой, это неэтично, — скривился капитан и почесал затылок жезлом, из которого тут же посыпались на асфальт сверкающие искры. Благостное выражение сползло с его лица, уступив место недоумению:
— А хрен его знает, что происходит, екэлэменэ, блин!!!
Доехав до ближайшего перекрестка, уже за МКАД, Слава притормозил. И чуть не выбил головой лобовое стекло — настолько чувствительными оказались тормоза «ауди» по сравнению с его «шестерочными».
Пережитое надлежало переварить и осмыслить…
Все в этой истории было, мягко говоря, странно. Начиная с внезапной командировки.
…Шеф вызвал его «на ковер» и долго в упор рассматривал, словно увидал впервые. При этом он зло кряхтел и пыхтел, раздувая ноздри, словно бык на корриде. Означало сие, что шеф не в духе, а соответственно, не сулило Славе ничего хорошего.
— В командировку поедешь, — сквозь зубы процедил шеф. — В Москву. Сейчас получишь в кассе деньги под отчет, и чтоб духу твоего здесь не было.
— Э-э, — слегка опешил Слава.— А с какой целью командировка-то?
— Вот, — сказал шеф, — возьмешь этот конверт и отвезешь по адресу…
И с ненавистью швырнул на стол пузатый конверт с жирно выведенным на нем адресом.
Это задание показалось Славе странным. Во-первых, непонятно, зачем кого-то отправлять с конвертом за тридцать верст, когда для этого есть почта. Во-вторых, к чему с таким дурацким заданием посылать юриста, у которого сейчас дел по горло, когда в конторе сидят пять водителей, которые, зевая от безделья, скоро порвут себе челюстные связки?
Впрочем, может быть, в конверте сокрыта некая срочная конфиденциальная информация, которую шеф доверяет только ему. Или деньги… Хотя такого особого доверия к Славе со стороны шефа до сих пор не наблюдалось…
— На словах передать что-нибудь? — предусмотрительно поинтересовался Слава, чем почему-то привел шефа в неистовство.
— Бери конверт! И поезжай! Немедленно! — налившись краской, прохрипел шеф и принялся судорожно комкать лежавшие перед ним листки бумаги.
Опасаясь за жизнь руководителя, на лице которого отражались все признаки приближающегося удара, Слава выскользнул из кабинета и, пожав плечами, направился в кассу. Из-за директорской двери раздавались приглушенные ругательства.
Складывалось ощущение, что решение отправить Славу в Москву далось шефу непросто. Не хотел он его туда отправлять. Можно было даже подумать, что его просто заставили это сделать. Хотя кто? Зачем? Бессмысленной казалась сама постановка вопроса.
Но теперь, когда Слава задумчиво сидел на капоте своей (своей ли?) новой машины, свалившиеся на голову странности уже казались закономерностью.
Странно, например, почему в столице, в этом жутком котле людей и механизмов, сейчас такая тишина?
По спине у Славы пробежал холодок. Действительно, на улицах — ни людей, ни машин…
И удивительно чистый воздух.
Можно было долго сидеть и рассуждать на тему странностей, включая порхающих чудесных гаишников, но вело это только к одному — к маразму. Поэтому Слава взял себя в руки и, с непривычки чрезмерно «газанув», помчался по начертанному на конверте адресу.
Только сейчас до него дошел смысл этой корявой надписи, сделанной жирным черным маркером.
«У памятника с ракетой, возле ВВЦ, напротив гостиницы «Космос».
Кому конкретно надлежало передать конверт — не говорилось.
Но теперь Славе было плевать на такие мелочи.
Он подъехал к безлюдной площадке под памятником, что когда-то должен был символизировать мощь человеческого разума, а теперь лишь удивлял странностью дизайна, уводящего к научной фантастике пятидесятых годов.
Поскольку Слава здесь был впервые, пустой пьедестал памятника Циолковскому его ничуть не смутил, так же, как и повернутые в его сторону удивленные головы космонавтов.
Слава вышел из машины и не очень уверенно направился в сторону памятника. Вокруг по-прежнему никого не было. Слава оглянулся на свой автомобиль и не испытал подобающей радости от обладания таким симпатичным спортивным купе. Хотя интересно — именно эта машина всегда была воплощением его несбыточных автомобильных желаний…
Вот ведь каждый, наверное, мечтал о том, чтобы некая золотая рыбка одарила его разнообразными материальными благами. Никто до сих пор не мог поделиться ощущениями от подобных чудес. Но, по крайней мере, для Славы все происходящие с ним странности представлялись пока в несколько кошмарном и неловком свете. Не более.
Слава рассеянно шарил взглядом по сторонам в смутном ожидании, что кто-то подойдет к нему, заберет конверт и хоть как-то растолкует суть происходящего. Внезапно асфальт под ногами заходил ходуном, раздался гулкий подземный грохот, который немедленно перешел в истошный рев, и чья-то сильная рука схватила Славу за воротник куртки.
— Бежим отсюда! — крикнул этот кто-то, и Славу обдало невероятным жаром. Запахло паленым.
Отбежав на приличное расстояние, Слава обернулся и с изумлением увидел, как с верхушки изящно изогнутого постамента, символизирующего, очевидно, застывший инверсионный след, на тонком столбе голубого пламени уходит в небо маленькая сверкающая ракета. Вокруг постамента клубился густой белый дым, со свистом засасываемый в решетки канализации. Происшедшее смутно напомнило соответствующий эпизод из фильма «Солярис».
— К Марсу пошла, — задумчиво произнес рядом хрипловатый голос. — Прости, немного задержался…
Голос принадлежал невысокому пожилому человеку в кепке, здорово напоминающему небезызвестного мэра столицы.
— Вы… кто? — запинаясь, спросил Слава. Если бы неизвестный представился ему чертом, Славу это только бы успокоило.
— Хм… — задумался человек. — Это смотря с какой точки зрения…
Слава не удивился такому ответу. Как и тому, что у основания памятника со скрежетом откинулись дверки, и оттуда выехала копия только что улетевшей ракеты. Дверки захлопнулись, а ракета с цокотом поползла по пологой к пустующему месту на вершине пьедестала, словно вагонетка «американских горок» перед спуском.
Слава выжидающе смотрел на незнакомца.
— Я тот, кому вы должны были передать конверт, — ответил наконец человек и, приподняв кепку, пригладил под ней редкую растительность. — Нет, не надо мне его совать! Это ваше!
— Как мое? — недоуменно спросил Слава, беспомощно теребя в руках конверт. — Слушайте, а что вообще происходит, а?
— Пойдем лучше к тебе в машину, — сказал человек и, ухватив Славу за руку выше локтя, довольно настойчиво потащил к «ауди». При этом он, не задумываясь, уселся на водительское сиденье, а когда рядом осторожно сел Слава, громко цокнул и крикнул:
— Пшла, родимая!
«Ауди» совершала облет столицы на высоте около километра, а несчастный Слава, боясь смотреть вниз, с трудом впитывал новую для себя информацию.
— Видишь ли, дорогой друг, — говорил незнакомец, с умилением любуясь проплывающим пейзажем, — мне не просто об этом тебе говорить, но… В конце концов тебе придется меня выслушать и поверить. Впрочем. Если тебе что-то не понравится, можешь просто выйти из машины…
Незнакомец тихонько рассмеялся собственному остроумию.
Слава не оценил шутку и, насупившись, повторил свой первый вопрос:
— Кто вы? Как вас зовут?
— Вот уж манера, — пожал плечами человек. — Будто мое имя что-то объяснит… Ну называй меня Мэр. В какой-то мере это так и есть…
— Почему вы не забрали конверт? — спросил Слава.
Мэр засмеялся.
— Нет, ты действительно тот, кто нам нужен! Не настаиваешь на глупых вопросах вроде «Что же это творится вокруг?» Ты — прямо к делу. Это хорошо. Повторяю: конверт для тебя. А я просто должен прокомментировать его содержимое. Кроме того, его назначение в том, чтобы ты вообще приехал в Москву до старта.
— Старта чего?
— Старта Игры. Ладно. Давай по порядку. Только без лишних эмоций, договорились? Итак, первое, и самое существенное. Я думаю, ты в принципе обо всем догадывался, тем более что во всех СМИ постоянно делают на это недвусмысленные намеки. В общем, уясни главное: вовсе не люди заправляют делами планеты Земля. Мир, в котором вы привыкли жить, — это всего лишь некий свод определенных правил, норм и принципов, которые установили для вас более сильные…
Мэр сделал паузу, давая возможность Славе переварить услышанное.
Видимо, неспроста разговор происходил в полете на том, что не могло летать в принципе. Видимо, какой-то постоянный, веский аргумент должен был присутствовать живым примером в течение всей этой дикой беседы.
В таком направлении Слава и подумал. И счел нужным для начала промолчать.
— Так вот, — продолжил Мэр, — время от времени в эти правила человеческой жизни приходится вносить изменения. Понимаешь, накапливаются ошибки и противоречия, которые могут привести к исчезновению вида…
— А почему, если самих себя к людям не относите… Ведь не относите, верно? Почему вы так о нас заботитесь? — поинтересовался Слава, поймав себя на мысли, что ни капли не сомневается в словах самопровозглашенного Мэра.
— Очень просто, — развел руками Мэр.— Мы не можем без вас, как и вы без нас. Вы, грубо говоря, просто кормите остальных, о существовании которых не подозреваете. Для того вы и были созданы…
— Что?!
— Да не волнуйся ты так! Все мы были кем-то когда-то созданы. Только с разными целями. Люди — с целями преимущественно прикладными. Однако ты ведь не будешь спорить, что и культурой, и самосознанием человечество никак не обделено? Мы стремимся к справедливости и предоставляем вам максимальную свободу воли. Но вся беда в том, что за людьми необходим постоянный присмотр. Это самое человечество, по до сих пор непонятной причине, постоянно стремится тем или иным способом самоуничтожиться. Я думаю, доказательств последнего не требуется?
— Нет…
— И этого, конечно, мы допустить не можем. Поэтому время от времени корректируем направление событий… И тут на сцену выходит Игра. Вы бы назвали это экспериментом. Но мы отличаемся от вас. И не столько физически, сколько по мировоззрению. Именно поэтому основа человечества — разум, наука. И религия, как симбиоз веры и знания. А основа нашего реального мира — чистый Дух. И магия, как его активная составляющая. Мы не можем одновременно заниматься противоположными вещами. Как и вы. Поэтому мы и нужны друг другу. Дальше: практически вся Земля искусственно погружена нами в… скажем так… поле привычной людям реальности. Поле материальное. За исключением тех мест, где существует реальность подлинная. Там царит Дух. В чем и убеждаются те из вас, кто изредка попадает в такие места… А вы… Вы другие. Вы знаете, конечно, что такое духовные ценности, но вам не дано управлять Духом. В интересах того, чтобы вы не распылялись на ненужные вам вещи…
— А почему вы решили?!. — возмущенно начал Слава, но Мэр жестом остановил его.
— Погоди, не перебивай. В те времена, когда возникает необходимость поиска нового пути, нам нужно свести наши реальности воедино. На время. Делаем мы это осторожно — в двух-трех точках планеты. Таких точках, где концентрация всего человеческого во всех его проявлениях максимальна. Здесь — это Москва. Территорию большего размера мы не смогли бы эффективно контролировать…
— Скажите наконец кто это — «мы»? — угрюмо спросил Слава.
— Мы? Скажем так, маги. Это понятие, придуманное для нас людьми. На самом деле не мы наделены необычными способностями. От природы все мы… хм… маги. Это как раз люди в общих интересах искусственно лишены наших способностей. Но об этом я уже говорил. Так вот. Местом сведения реальностей становится большой город. Мегаполис. И здесь проводится Игра. По результатам Игры подправляется направление развития человечества. Вспомни античность, средние века, Возрождение, промышленная революция… Все это результаты коррекций по итогам Игр. А взять легенды о разнообразных чудесах… Игр было уже немало… А сейчас Игра просто необходима. Процессы в человеческом обществе становятся все менее управляемыми…
— Так, выходит, если вам, конечно, верить, мы просто чьи-то марионетки, чей-то рабочий скот? — сглотнув, неприязненно поинтересовался Слава. Рассказ Мэра начал вызывать у него смешанные чувства: нереальности, раздражения и возмущения одновременно.
— Вот еще глупости, — чуть ли не обиделся Мэр.— Почему скот? Ну считай, что вы — наши дети. Причем такие, которым мы не мешаем жить, как им вздумается. Нам просто не хочется, чтобы вы перебили друг друга и свели на нет наши усилия…
— И все-таки неприятно слышать о том, что мы какие-то ущербные, будто кастрированные по сравнению с вами, — заявил Слава.
— Благодаря нам вы вообще есть на свете, — парировал Мэр. — Поверь, вы приобрели не меньше, чем потеряли, — это закон жизни. Впрочем, оставим обсуждение того, что есть и что не может быть изменено мною и тобой. Таков порядок жизни на нашей планете, и вам придется с ним считаться. Впрочем, не многие узнают о реальном положении дел. Это никому и не нужно. Поговорим лучше о насущном. О самой Игре.
— В чем ее суть и каковы правила? — спросил Слава. Он решил не затягивать странную беседу. Она уже начала его утомлять, как и ненадежный полет на легковушке.
— Вот! Вот это и есть самое интересное! — обрадовался Мэр. — Люди не могут держать на нас обид, потому что правила в этой Игре создают они сами. Единственное, что мы делаем, — обеспечиваем техническую сторону дела, как вы любите говорить. Город изолируется от мира, я уже слышал термин ваших военных по поводу происходящего — Локализация. Мы же меж собой применяем другой термин — Полигон. Впрочем, больше ни от кого ты его не услышишь. Слишком уж это слово режет слух простым обывателям. Никто ведь не хочет жить на Полигоне, пусть даже для волшебных Игр. Так что пусть будет Локализация. Кстати, очень удачный термин! Уже несколько часов, как в город можно попасть, но нельзя из него выбраться до окончания Игры. По своей воле нельзя, конечно…
И здесь, на территории города, во время Игры действует подлинная реальность. Люди назвали бы ее магической. В какой-то мере это так и есть. И в эту реальность извне попадают обыкновенные люди. Разумеется, только те, которых решено впустить сюда. В качестве Игроков.
— Что это все означает?
Мэр задумался на секунду и засмеялся. Видимо, ему представлялись весьма забавные картины.
— Это означает, что Игроки из вашей реальности попадают в пространство, где действуют законы духа, магии. Ну если хочешь — Москва стала… Волшебной страной…
— А Кремль — Изумрудным городом? — желчно поинтересовался Слава, чем вызвал у Мэра поток заливистого смеха.
— Нет, ну ты сказал!.. Ой, не могу… Да! А ведь действительно… Ха-ха… А президент — это Гудвин! Великий и ужасный! Ха-ха…
Мэр вволю нахохотался, вытер платочком проступившие слезы и продолжил:
— Молодец, Слава! Ты мыслишь в верном направлении. Только путаешь магию и сказку. Волшебной эта маленькая страна станет лишь для непривычных к магии людей… Здесь все будет пронизано магическим Духом, который стоит выше людей и даже магов… Впрочем… — Мэр на миг задумался и провозгласил: — Что ж… Да будет так! Отныне — на период Игры — это место будет зваться Волшебной Москвой. Чтобы не было двусмысленностей в понимании происходящего. Просто и понятно. И по сути верно… А разговоры про Полигон пусть останутся между нами, ладно?
— Так в чем это волшебство будет выражаться?
— Ну например, в том, что в каждом почти жителе города явственно проявится его подлинная сущность. Ну на лице просто будет написана, если хочешь. Здесь нельзя будет так просто скрыть добро и зло. Хотя и это возможно при определенных ухищрениях. А кого-то сразу же постигнет наказание за зло, нанесенное Духу, и эти люди всю Игру должны будут отрабатывать причиненное зло добром…
— Как эти гаишники? — осенило Славу.
— Кто? — прищурился Мэр.
Слава рассказал о своей странной встрече на дороге, и Мэр снова расхохотался.
— Ну и ну! Великий Дух! Он сделал из доблестных сотрудников ГАИ самых настоящих добрых фей! Более наглядной кары за их грешки никто не смог бы придумать! Браво! Вот тебе и пример!
— А что же Игра? — нетерпеливо спросил Слава. — Что делать-то надо?
— Вот. Вот мы и подошли к сути. Никто заранее не знает, что надо делать в каждой отдельной Игре. Это должен решить в процессе игры один-единственный человек.
— Кто?
— Ты!
— Я?!
— Да. Ты будешь Магистром правил. Твоя задача — устанавливать правила Игры.
Слава тряхнул головой, пытаясь привести в порядок мысли, но те продолжали хаотично метаться в голове, не складываясь во что-то осмысленное.
— Но как…
— Слушай и не перебивай. Ты создаешь правила. Как — сказано в твоей Грамоте Магистра правил. Она у тебя в конверте. Правила действуют только для Игроков. Игроки — это те, кто попадет в город извне после начала Локализации. Их отберет Арбитр. Он же установит и цель Игры. В каждой Игре она своя…
— Арбитр? Это еще кто?
— Тот, кто будет наблюдать за вами. Видишь телебашню?
— Останкинскую?
— Да. Он там. Это — запретное место для всех. В том числе и для тебя. И еще: никто не должен знать, что ты — Магистр правил. Иначе ты будешь наказан… И Игра может затянуться надолго. Что тоже не очень-то приятно. Особенно для простых жителей города.
— Ничего себе! Я вообще-то не давал еще своего согласия…
— Его у тебя никто и не спрашивает. Быть Магистром правил — обязанность, а не привилегия. Так же, как и быть Арбитром… На тебя пал выбор — ты специально был взят из-за пределов города, таким, каков ты есть…
— Ну и каков я?
— Я этого не знаю. Ну допустим, у тебя самое сбалансированное сочетание чувства справедливости, знания права, отсутствия чрезмерных амбиций и здоровой провинциальности…
— Чего?!
— Ничего. Коренной москвич на эту роль не подходит. Нужен свежий взгляд. Да и откуда мне знать, почему Дух решил именно так? Значит так надо. И вообще, я уже слишком много с тобой общаюсь, могу и нарушить чистоту Игры. Все, что тебе нужно, есть в конверте. Удачи!
Мэр подмигнул Славе, после чего открыл дверцу и шагнул в бездну. Мелькнуло вздувшееся пальто и сорванная ветром кепка. На губах Славы застыл немой вопль. А через миг он почувствовал, что машина падает.
Слава в ужасе схватился за руль и принялся вертеть его, что, конечно, принесло мало пользы. В сознании вместо полагающихся в таких случаях значимых моментов жизни мелькнули кадры из «Бриллиантовой руки» с бессмертным Папановским «Сядем усе!»
— Тпру! Стоять, я сказал! — заорал Слава, вспомнив слова Мэра при взлете. Машина послушно затормозила падение и, сделав крутой вираж, с мягким толчком замерла на твердой поверхности.
Слава выбрался из машины, огляделся. И судорожно вздохнул.
Машина, свесив одно крутящееся еще колесо, словно мальчишка ногу в кроссовке, стояла на крыше Мавзолея.
Красная площадь была пуста. Слава уже понял: никто не появится, пока он не даст Игре старт. Это понимание уже жило в нем. Осталось только вскрыть послание, которое, как оказалось, было адресовано именно ему.
Слава присел на краешек гранитной плиты и открыл конверт.
Внутри оказался сложенный вчетверо кусок пергамента или чего-то напоминающего пергамент, в представлении Славы.
Читая текст, он сначала удивленно вскинул брови, затем нахмурился.
Это было странная Игра. Странная и унизительная. Все разговоры Мэра о ее пользе для спасения заблудшего человечества сводились на нет тем, что Игра эта была слишком жестока. Игра человеческими чувствами, а может, и жизнями.
Все это напоминало гигантское реалити-шоу.
Какая насмешка! Москвичи, привыкшие, расслабившись и попивая сладкий чаек, наблюдать вполглаза за страстями запертых под прицелом кинокамер людей, теперь сами оказались на гигантской съемочной площадке, за которой наблюдали неизвестные сильные мира сего… Только никто не предлагал наблюдаемым пройти кастинг…
Людей словно тестировали на сопротивляемость внешней, причем чужеродной для них, среде. Понятно, почему это зрелище ханжески назвали Игрой. Эксперименты на мышах тоже для кого-то забава…
Изложенная на пергаменте формула Игры своим хитросплетением неизменно сводила любые установленные Магистром правила к перемещению эпицентра испытаний и опасностей на тех или иных Игроков. Опасностей не могло становиться меньше. Их можно было только множить.
Здесь явно крылся какой-то подвох, отвечать за который придется Славе. Или его совести.
Слава в отчаянии скрипнул зубами. Перед таким выбором стоять ему еще не приходилось.
Отказаться от роли Магистра правил — пусть даже ценой обещанного непонятного наказания своей персоны — не означало выход. Это было бы просто переводом ответственности на другого. Следовало самому найти выход, такой, чтобы Игра не превратилась в какую-нибудь войнушку или казаков-разбойников с тяжкими последствиями.
Нет, маги знали, кого выбирать в магистры. Слава не мог просто отойти в сторону. Не мог. Не так, оказывается, он был устроен.
Слава замер и долго пребывал в состоянии угрюмой задумчивости. Создание правил было слишком жестоким упражнением для него. Постепенно в душе созревало чувство ненависти к этим неизвестным «старшим братьям».
Он искал выход, угрюмо рассматривая старинные камни площади. Мысли его путались, то и дело упираясь в унылые тупики. Казалось, все предопределено в этой Игре…
Рядом раздалось знакомое курлыканье. Слава обернулся. Из вентиляционного окна Мавзолея неуверенно выпрыгнул голубь и, подергивая головой, уставился на незваного гостя глупым глазом.
Славу осенила необычная идея. И сразу же испугала. Ведь он уже слишком много знал о предстоящей Игре. Но в душе кроме ненависти проснулся вдруг неведомый ранее азарт.
Слава криво ухмыльнулся и встал.
Он вскинул голову, глядя в ослепительно синее небо, и, как того требовала формула, громко заговорил:
— Арбитр, слушай меня! Властью Магистра, данной мне Великим Духом на время Игры в городе Москва, с этого момента до введения Магистром окончательных правил я устанавливаю следующее…