Олег Синицын

Скалолазка

Все началось с того, что меня не встретили. Обычно не успеешь получить багаж, а в холле уже стоит араб или жуткий африканец с табличкой «Встречаю мадам Овчинникову», на улице поджидает внедорожник, в котором предстоит трястись несколько часов, чтобы добраться до места назначения. Так вот в этот раз — никого!

Я прождала, наивная, часа полтора. Нет бы догадаться, что случилось неладное, и взять обратный билет. Впрочем, не для того я летела три часа в Измир, чтобы сразу вернуться. Тем более прилетела зарабатывать деньги. Полторы тысячи «зеленых» в сутки. Это моя ставка. Да-да. Не падайте со стула. Не так и много, как кажется на первый взгляд. Доморощенные математики, наверное, уже прикинули, сколько это будет в месяц, а уж в год… Вот только работаю я за такие деньги в месяц не более полутора дней. Остальное время получаю бюджетную зарплату.

Когда в животе заурчало от голода, а встречающие с табличками, на которых отсутствовала моя фамилия, рассосались, стало понятно, что за мной никто не приедет.

Такого еще не случалось! Уж если выписывали меня из Москвы, то обязательно встречали, хорошо кормили и везли на раскопки. Во многих странах я побывала, но обычно следовала по маршруту самолет — машина — раскопки — машина — самолет. Никаких промежуточных остановок. На обратном пути уже сил нет разглядывать достопримечательности. Иногда забежишь в магазин, чтобы подарки друзьям и близким купить. А так, чтобы остаться на день-другой, побродить по городу, поглазеть на архитектуру и фонтаны — ни-ко-гда! Поэтому совершенно не ориентируюсь в чужих местах и запросто могу заблудиться.

Вздохнув, я подняла свои сумки, в которых металла килограммов пятнадцать. Ключицы едва не треснули от такой тяжести. Оказавшись на улице, заметила такси. Пришлось бросить одну сумку, чтобы скорее поднять руку. Сумка с моим «железом» грохнулась на ногу приличному мужчине в дорогом костюме, который, ничего не подозревая, читал рядом газету.

Такси взвизгнуло покрышками, останавливаясь возле меня. Мужчина с воплем прыгал на одной ноге, ухватившись за лакированный ботинок, словно пытаясь его стащить.

— Простите! — взмолилась я по-английски, надеясь, что он поймет. — Я виновата! Простите меня, пожалуйста!

— Что вы бросили мне на ногу? — простонал он. — У вас там гири?

— Нет, обычный комплект для скалолазания. Фрейды, гексы, карабины… Скальный молоток вроде бы тоже там.

— Дамочка, вы чего руками махали? — закричал водитель такси. — Поедете или как?

— Поеду-поеду! — ответила я.

Мужчина в костюме шарахнулся от меня. Должно быть, ему немного полегчало. Слава богу. Моим снаряжением действительно можно и убить. Вот, помню, однажды…

— Так вы едете или нет? — оборвал воспоминания таксист. — Решайте скорее! Тут нельзя стоять.

Я поторопилась. Закинула сумки на заднее сиденье, сама уселась впереди. Таксист надавил на газ, и мы влились в поток.

— Вы русская? — поинтересовался он.

Сам на вид типичный турок. Чернявый, с густыми усами. Не люблю таких любопытных. Взялся везти — вези молча.

— Нет, француженка, — отрезала я.

Он оторвался от дороги и подозрительно посмотрел на меня. Я же заметила, что такси уже в опасной близости от заднего бампера огромного фургона.

— Может, обратите внимание на дорогу?

Водитель глянул вперед, коротко ругнулся по-турецки и надавил на тормоз. Я едва не расквасила нос о лобовое стекло.

— Пристегиваться нужно, — сказал он.

Вот плут! Ведь отомстил!

— Вы — русская. Что я, русских в Измире не видел?

— Ладно, русская я. Что с того?

— Куда ехать, русская?

А вот это вопрос. Я и сама не знаю куда.

С профессором Гродином из университета Йорка я работала уже три раза. Он изучал древнегреческие и финикийские поселения на Средиземном море. Все три раза приглашал меня на раскопки в Тунисе, но те исследования им завершены, опубликован доклад. Теперь профессор здесь, под Измиром. Неделю назад прислал электронное письмо, в котором сообщил, что для меня имеется новая работа.

Я раскрыла сумочку, в которой лежали кошелек, косметичка, загранпаспорт, а также компьютерные копии фотографии и письма.

«Дорогая Элен! — начиналось письмо. Другого аналога моему имени профессор Гродин не нашел и потому всегда называл меня словно даму сердца из средневекового романа. На самом деле меня зовут Алена Овчинникова, в девичестве — Баль. — Рад сообщить, что для Вас появилась работа. Я веду раскопки возле поселка Гюзельнак неподалеку от Кушадасы. Это в Турции, на сто километров южнее Измира. Исследования обещают стать сенсационными. Я уже опубликовал предварительный доклад по ним в четвертом номере журнала «Археологический вестник» за этот год. Надеюсь увидеть Вас в самое ближайшее время. Шлю фотографию с места Вашей работы. Это скальный обрыв перед пляжем на берегу Эгейского моря. Целую и с нетерпением жду».

Я всегда требую снимок объекта, который предстоит исследовать. Это для того, чтобы оставить дома ненужное снаряжение.

На черно-белой принтерной распечатке запечатлена скала, изрезанная вершина которой напоминает зубцы крепостной стены. На одном из «зубцов» стоят профессор Гродин и его помощник Чарльз. Они подняли руки, приветствуя меня. Оба грязные и чумазые. Это для них норма. В прошлый раз в таком виде Чарльз приехал встречать меня в аэропорт. Интересно, куда он запропастился сегодня?

— Так куда едем? — нетерпеливо спросил водитель.

— В Гюзельнак, что возле Кушадасы.

Водитель ни капли не удивился и только спросил:

— А деньги у вас имеются?

Я показала ему закрытый кошелек.

— Может, он пустой? — предположил усатый турок.

— Не ваше дело. Сколько будет стоить?

— Мне ведь придется возвращаться без пассажиров, — задумчиво произнес водитель.

Я поняла, к чему он клонит. Цену набивает. Все таксисты одинаковы.

— Триста долларов!

От такого нахальства я даже скрипнула зубами.

Триста долларов и для меня нелишние… Ладно. Чтоб он мантами подавился за эти триста долларов! В конце концов, стрясу деньги с Гродина. Он был обязан меня встретить.

— Годится, — ответила я.

Обрадованный таксист надавил на газ и ринулся в гущу автомобилей, обгоняя и подрезая. Я уставилась в окно, разглядывая чудные зеленые холмы, окружавшие автостраду. На их склонах торчали редкие приземистые деревья с широкими кронами. Солнце еще стояло высоко, но не приходилось сомневаться, что в Гюзельнак мы прибудем только вечером. Еще одна проблема. Как я раньше об этом не подумала?

Природа-мать, не без участия родителей, конечно, наградила меня гибким телом и отличными способностями к усвоению древних языков. Эти два качества и помогли мне стать обладательницей редкой профессии — скалолаз-лингвист.

Вы скажете — что за чушь! Какие надписи могут попасться в горах, кроме: «Здесь Вася и Коля пили пиво»? Или, может, скалолаз-лингвист читает томик Аристотеля, вися над пропастью? Кому нужна такая профессия!

Вот тут вы и ошибаетесь. На самом деле профессия очень востребованная. К примеру, высоко на стене храма в Гизе археологи отыскали древнюю надпись, а как ее прочесть, как скопировать? Кто доберется до нее? Лестницей не достать — высота метров сорок. Можно, конечно, профессионального альпиниста пригласить. Только он, хотя и специалист в своем деле, не разбираясь в тонкостях забытого языка, может какую-нибудь черточку упустить или при фотографировании не заметит тень на самой важной части текста. В результате подобной небрежности археологам потом придется долго голову ломать над простым, в общем, сообщением. А я пусть и не всеми языками владею, но, чем начинается слово и чем должно заканчиваться — знаю наверняка.

Нет, я не профессиональный альпинист. Закончила кафедру древних языков исторического факультета МГУ и к скалолазанию никакого отношения не имела. На последнем курсе вместе со студентами археологической кафедры подалась в Крым. Думала: когда еще представится возможность полюбоваться его достопримечательностями? Где-то под Севастополем, путешествуя по горным тропкам, один из глазастых археологов заметил на высокой скале высеченные строки.

Доцент кафедры археологии, отдыхавший вместе с нами, посетовал, что нельзя взглянуть на текст. Я предложила залезть и скопировать его.

— Да ты что, Алена! — ответил он. — Это очень опасно! Для такой работы необходим профессионал. Археологи обычно нанимают промышленных альпинистов…

Группа отправилась дальше, а я смотрела на скалу и не понимала: в чем эта опасность-то? Скалу усеивали выступы и трещины. Залезть на нее не сложнее, чем взобраться по лестнице на третий этаж.

Я и забралась. И скопировала надпись.

Оказалось, что текст оставлен древними скифами и имеет большую историческую ценность. На его основе ученые смогли расшифровать другие скифские письмена.

А мне понравилось лазать по горам. После возвращения из Крыма я записалась в клуб скалолазов «Вертикаль», куда хожу до сих пор. Тренируюсь три-четыре раза в неделю. Работаю же в Государственном архиве древних актов — разбираю старые тексты. Историки и археологи иногда просят помочь. Договариваются с начальником отдела, и я выезжаю на место, потому что скалу в Москву не привезешь.

Три года такой работы сделали меня известной в России. Я снимала надписи со скал, колонн, со стен ущелий и храмов… Однажды академик Карасев попросил приехать в Египет, где он раскапывал гробницы фараонов. С той поры пошла моя международная слава…

В желудке засосало. Попросить водителя остановиться, чтобы перехватить пару бутербродов?

Я осторожно взглянула на его смуглое лицо.

Лучше не стоит. Стрясет дополнительно пятьдесят долларов за простой. Доберусь до базы археологов — там чем-нибудь накормят. Гродин с Чарльзом не могут жить без мяса, а в холодильнике всегда припрятано шампанское для особых случаев. Мой приезд можно считать таковым…

Как и предполагалось, в Гюзельнаке мы оказались, когда совсем стемнело. Таксист высадил меня за окраиной поселка и уехал, обдав клубами пыли.

Есть хотелось до неприличия. Выражаясь точнее — жрать! В моей сумке из еды — лишь полбутылки минеральной воды… Во как! Оказывается, с голоду могу выдать экспромт стихами…

Было жарко. Пот лил градом, смывая косметику. Бог с ней. Кто будет рассматривать меня в глухих потемках?

Какой-то подросток на велосипеде указал направление, в котором следует искать лагерь археологов. Подхватив сумки, я двинулась в темноту безлунной ночи. Через десять минут отваливались руки, а глаза видели не дальше двух-трех метров. В результате едва не свалилась в пропасть, оказавшись на краю обрыва.

В лицо дохнуло морской свежестью. Внизу шумел прибой едва различимого Эгейского моря. Подросток говорил, если я правильно поняла, что мне следует добраться до обрыва и идти вдоль по краю, пока не упрусь в лагерь археологов. Объяснить-то легко, а вот плестись измотанной и голодной с двумя тяжелыми сумками — совсем непросто. Опять же вдруг я все перепутала и иду в другую сторону?!

Камни под ногами и не думали складываться в тропинку, ежеминутно заставляя спотыкаться. Колючие южные кустарники рвали колготки и царапали голени. Раз пять я останавливалась и отдыхала, глядя на темное море. Ну и занесло меня. Ни разу в такую переделку не попадала! Будет о чем рассказать в архиве.

При виде одинокого прожектора далеко впереди я аж взвизгнула от радости. В его бледном свечении ясно различались несколько палаток. Их вид придал сил, открылось второе дыхание, и я припустила по темным камням. Сумки не донесла — бросила в десятке метров от круга света. Вот наконец и шатер. Чувства гнева и радости смешивались в груди. Бездельники! Забыли, что меня нужно встретить, и дрыхнут без задних ног. Ужо я им покажу. Ворвусь в палатку с текущей по лицу косметикой и в драных чулках — испугаются не меньше чем вурдалака!

Я с треском расстегнула молнию и…

Палатка оказалась пуста. Ни одной живой души. Под сводом теплился крохотный фонарь. Пара смятых спальников выглядела сиротливо, но не они тронули сердце, а полкруга копченой колбасы на столике для археологических находок.

Беспокойные мысли тут же куда-то испарились. Живот требовательно заурчал. Я схватила колбасу, впилась в нее зубами, обжигая язык турецким красным перцем, и в неземном экстазе повалилась на спальник.

Боже, какая вкуснятина!

Задрав ноги, я скинула туфли. Ведь от самого Гюзельнака с двумя тяжеленными баулами топала на каблуках!

После колбасы зверски захотелось пить. Я окинула взглядом палатку и нашла требуемое. За неимением воды — пойдет.

Полбутылки красного шардоне вполне утолили жажду. Я даже захмелела.

Вот так. Теперь вернемся к нашим баранам. Где все? Что-то непонятное творится…

И тут в палатку ввалилась целая толпа. Мой визг, наверное, слышался в Гюзельнаке — так меня напугали эти бездельники.

Впрочем, только от испуга можно было принять вошедшую троицу за толпу: невысокий и сутулый профессор археологии Майкл Гродин, какой-то незнакомый мне лопоухий фрукт и бородатый курд. Незнакомцам я не удивилась: каждый сезон Гродин набирает вольнонаемных для черновой работы — копать землю, таскать камни, изымать из шахт щебенку… А вот где Чарльз? Это его рыжую голову я мечтала увидеть в аэропорту Измира.

Лопоухий незнакомец веселился больше всех.

— Здорово мы вас разыграли! Признайтесь, что испугались, мисс Овчинникова!

— Ничего себе розыгрыш! — воскликнула я и в гневе хлопнула бутылкой оземь, надеясь на эффектный взрыв. Однако спальник мягко принял ее и из горлышка вырвался короткий свист. — Ничего себе! Меня никто не встретил в аэропорту, я не знала, что делать! Пришлось добираться до Гюзельнака на такси, водитель которого оказался откровенным хамом! В темноте я едва не свалилась с утеса! Голодная, с тяжелыми сумками тащилась вдоль берега, ободрав все ноги! И это вы называете розыгрышем?!

Меня трудно вывести из себя. Но в этот раз, наверное, шардоне подстегнуло. Да и правильно! Что они о себе возомнили?

— Элен, прости нас, мы виноваты. Так получилось… — Гродин опустил взгляд.

— С вас триста долларов за такси.

— Хоть шестьсот! — улыбаясь, изрек лопоухий незнакомец.

С какой стати он распоряжается чужими деньгами?

Я наставила на него указательный палец:

— Ловлю на слове.

— Конечно, ловите!

Почему-то мне не нравился этот тип. То ли из-за глаз, откровенно наглых, то ли из-за ухмылочки, которая меня бесила, то ли из-за его оттопыренных ушей.

— Ты голодна? — сухо поинтересовался Гродин. В его голосе слышалась вина.

На профессора я злилась больше всего. Вообще-то подобные «розыгрыши» не в его стиле, но все равно. Больше не приеду к ним, пускай сами по скалам лазают. Кости поломают, поваляются на растяжках в больницах — будут знать, как устраивать «сюрпризы».

— Нет, колбасы было достаточно. — Я прикрыла рот. Кажется, у меня начиналась отрыжка. Боже, зачем я столько съела?

— Тебе помочь?

— Чем? Ой… — Рык получился громким, мужицким.

Профессор сделал вид, что не заметил его.

— Элен, после того, что случилось, я не смею тебя об этом просить, но… Это очень важно. — Он упер в меня взгляд своих серых глаз.

Лопоухий и курд перестали улыбаться и смотрели на нас. Я почувствовала себя неуютно. О каком серьезном разговоре может идти речь, когда на моем лице как будто размазали флакон с тушью, а из волос все еще сыплются листья? Мне бы косметичку и к зеркалу — в порядок себя привести.

Но Гродин неумолимо гнул свое:

— То, зачем ты прилетела, — очень важно для нас… для меня…

— После ваших «сюрпризов» могу и обратно улететь!

— Погоди, не горячись. Надпись на скале крайне важна для нас! А время… Как бы это объяснить?

— Да уж, объясните как-нибудь.

— В общем, времени очень мало.

Пришла моя очередь уставиться на него.

— С каких это пор археологические раскопки стали проводить по секундомеру? С кем вы соревнуетесь, Майкл?

— Мы ни с кем не соревнуемся. Я не могу всего объяснить, это долго. Но прошу тебя сделать работу прямо сейчас.

— Как? Ночью?

Профессор явно спятил. Еще ни разу я не выходила на объект ночью. В темноте все по-другому. Можно крюк вбить в крошащуюся скалу, можно ступить не туда. Для скалолазания в ночных условиях нужна тренировка. И не одна. А Гродин чего хочет? Чтобы я, неподготовленная, лезла на темный обрыв?

— Я не полезу.

— Мы все оплатим. Не беспокойся, в деньгах обижена не будешь.

— Не полезу ни за какие деньги! Подождать не можете? Рассвет займется уже через несколько часов!

Гродин просительно свел вместе кончики пальцев:

— Элен, нам очень-очень нужна эта надпись. Я предполагаю, что здесь находится усыпальница древнегреческого Великого Сказителя, жившего приблизительно в восьмом веке до нашей эры. Тело похоронили у прибрежной скалы, а на самой скале начертали легенды Сказителя. К ним вели ступени, но со временем они обрушились, и надписи теперь недосягаемы ни с подножия, ни с вершины. Только ты можешь туда забраться.

— Вам нужны эти легенды?

— Да. Возможно, там хранится что-то еще.

— Вот что я вам скажу, Майкл Гродин! Так дела не делаются! Если бы вы хотели скорее получить эти надписи, то встретили бы меня в аэропорту и привезли сюда засветло. Тогда я спокойно, без нервотрепки скопировала бы все на закате. Но вы меня не встретили. Подозреваю, что попросту забыли. Ради чего я буду рисковать здоровьем?

— Ну хватит! — вдруг раздраженно промолвил Лопоухий и вытащил пистолет.

Я оторопела, поначалу подумав, что это еще одна шутка. Но второй незнакомец, курд, также вытащил пистолет и упер его в голову Гродина. Тот обреченно опустил глаза.

Вот тут-то страх меня и сковал. Горло сжалось настолько, что я даже пискнуть не могла. Сердце словно сдавили клешнями.

— Представление закончилось, — произнес Лопоухий. — Не хочешь по-хорошему, крошка, значит, будет по-плохому.

Гродин по-прежнему не поднимал глаз. Теперь ясно, что его использовали в качестве подсадной утки. На лагерь археологов совершено разбойное нападение. Чарльза бандиты не смогли заставить вести со мной переговоры, а старенький Гродин не имел сил сопротивляться…

Мерцающий под потолком фонарь внезапно потух.

— Проклятье! — раздался голос Лопоухого.

Рядом со мной находилась стойка, на которой держался шатер. В темноте я могла бы пнуть ее и обрушить палатку на головы мерзавцев, а сама сбежала бы, пока они путались в брезенте. Но у меня не хватило мужества на это. И когда Лопоухий зажег ручной фонарик, я стояла на месте, словно пришпиленная к полу.

Луч фонаря он направил мне прямо в лицо. Я зажмурилась.

— Так вот, крошка, — произнес Лопоухий, продолжая прерванную мысль. — Теперь ты полезешь на обрыв на безгонорарной основе.

Я молчала.

— Элен, прости меня, — произнес Гродин. — У меня не было выхода. Они бы убили нас с Чарльзом.

Сильным толчком Лопоухий вышвырнул меня на улицу. В свете прожектора я обнаружила возле палатки группу людей. Человек семь-восемь. Лиц не разглядеть, но, похоже, все — курды. У некоторых на плечах висели короткоствольные автоматы. Другие и без оружия выглядели страшно — здоровые, черные, ручищи волосатые… Божечки, надо же так влипнуть! И почему я не улетела обратно?

А вот и мои собственные сумки. Кто-то разыскал их в темноте и выволок на свет. Ишь, какие заботливые…

Следом за мной из палатки появился мистер Лопоухий с пистолетом в руке. Судя по тому, как он держался, сразу было видно, кто главарь шайки.

— Так вот, крошка! — сказал Лопоухий, наклонившись к моему уху. — Полезешь на скалу. Прямо сейчас.

Хмель уже выветрился из головы, и я вдруг поняла, что у него совершенно не британский акцент.

Американец. Не из Нью-Йорка, но очень близко к этому.

— Я вам не «крошка», мистер Лопоухий! — раздраженно ответила я.

— Как ты меня назвала? — взвился он.

Попала в самую точку. Уверена, что его и в школе так дразнили.

Пощечина получилась звонкой. Моя голова отлетела назад, в мозгах помутилось. Едва не упала, но меня подхватил бородач, который приставлял пистолет к голове Гродина.

Не самая незначительная моя проблема — острый язык. Он хотя и способен разговаривать на многих (в основном древних) наречиях, но доставляет массу неприятностей своей язвительностью. Иногда сама не понимаю, как эти колкости из меня вылетают. Вроде бы и не хочу говорить то, что думаю, а язык сам все произносит. Еще со школы страдаю от этой болезни. «Держи язык на привязи, — говаривал дед. — Иногда лучше промолчать, чем высказаться». Прав он, конечно, тысячу раз прав! Но только язык не собачонка, которую можно привязать, поэтому сдерживаться я так и не научилась.

Понемногу пришла в себя. Лопоухая сволочь глядела на меня и ухмылялась.

— Еще раз так скажешь… — угрожающе произнес он и умолчал о последствиях.

— Вы же не представились, а обращаться как-то надо было, — зло ответила я.

— Элен, помолчи, пожалуйста, — раздался откуда-то совсем убитый голос Гродина. — Не пререкайся с ним.

— Да, заткнись, соплячка! Хочешь жить — полезай на скалу!

— Я же свалюсь с нее в темноте! И это вы называете «хочешь жить»?

Он упер пистолет прямо в мой висок, холодное дуло собрало кожу в складки. Внутри все сжалось в ожидании выстрела, я едва сдержала крик. Слезы беззвучно полились из глаз. Да, могу без конца сыпать колкостями, но на самом деле я не такая бесстрашная.

— У тебя нет выбора, крошка. — Лопоухий сделал акцент на обращении. — Голову я тебе разнесу на двести процентов, а вот свалишься ли ты вниз — еще неизвестно. Выжить шанс имеется, тем более я заинтересован, чтобы ты вернулась. Мне нужна эта надпись на скале.

Я едва не обронила: «Тебе нужна — сам и полезай!» Хорошо, что вовремя сдержалась, а то, чего доброго, Лопоухий в гневе мог и дернуть пальцем, который поглаживал спусковой крючок.

— Так что выбираешь, крошка?

Мне все время было страшно, особенно когда дуло пистолета упиралось в висок. Но когда он снова назвал меня «крошкой», злость пересилила все страхи. Так вдруг захотелось от души пнуть его между ног.

— А прожектором посветите на скалу? — спросила я сквозь зубы.

— Может, тебе еще капучино приготовить?

Однако сказал он это таким тоном, что я поняла — посветит. И не только посветит. В лепешку расшибется, чтобы добыть надпись со скалы.

Я медленно опустилась к одной из сумок и со злостью расстегнула молнию. Сверху термобелье, штормовая куртка. Веревка «Бель» покоится в отдельной секции. Крюки и карабины в кожаном чехле.

Лопоухий опустил пистолет и стоял, посмеиваясь. Не нужно обращать на него внимания — только расстраиваешься. Следует сосредоточиться на спуске. Что мне понадобится? Из одежды достаточно майки и трико. Сейчас нехолодно — курортный сезон в разгаре.

Достала кальку и графитовый стержень, сунула их в кармашек блузки. В другой кармашек положила фонарик размером с авторучку. Еще один фонарь — побольше — прицеплю потом на голову.

Как спускаться будем? Накину петлю из репшнура на прочный камень, к нему пристегну карабин, к карабину привяжу веревку. Веревка сорокаметровая. Должно хватить. Спущусь, все зарисую, поднимусь…

Что мне в тот момент в голову взбрело? Какой чертик в ней брыкнулся?

Наверное, сработала та самая непредсказуемая женская логика, о которой так много говорят. Я вдруг решила, что если сейчас вот побегу, то стрелять по мне не станут.

И рванула с места в темноту, оставив курдов стоять с разинутыми ртами. Они действительно не ожидали столь наглого бегства, чего не скажешь о Лопоухом. Он вскинул руку с пистолетом и несколько раз надавил на спусковой крючок. Выстрелы показались оглушительными. Пули взвизгивали возле моих пяток, ударяясь о камни. Ни живая ни мертвая от страха, я скакала в темноте, мечтая очутиться как можно дальше от лагеря и света.

— Чего уставились, ослы! — заорал Лопоухий. — Живо за ней!

Несколько длинных лучей прорезали темноту. Я бежала, стараясь не попасть в их свет, охая на каждом шагу. Туфли остались в палатке, и мелкие камни вонзались в голые ступни. Да еще эта тесная юбка… Никогда больше такую не надену!

Куда же бежать? Они меня быстро догонят. Расстреляют, как дичь, а потом зажарят на вертеле… Повинуясь инстинкту, свернула на шум прибоя. Десяток шагов, и я возле скального обрыва.

Ничего не видно. Ничегошеньки! Однако думать некогда. Над головой сверкнул луч. Более не медля, я упала на землю и перевалилась через кромку скалы.

Под ногами пусто. Ни площадки, ни даже выступа. Я висела, распластавшись животом на камне, ноги болтались над пропастью, где-то внизу шумело море. Тяжелые шаги, с хрустом давящие крошку, приближались. Лучи фонарей мелькали все чаще и ближе. Скоро один из них упрется в меня.

Может, ниже обнаружится ступенька?

Я соскользнула с кромки скалы, тело провалилось в пустоту, падение остановили только руки, ухватившиеся за край.

— Как все отрицательно! — шепотом пробормотала я.

Никакого упора для ног! Видимо, стена даже не отвесная, а со скосом в сторону материка. Отрицательная стена. Вот влипла!

Пальцы пока в норме, уступ не крошится, но сколько я так продержусь? Минуты четыре? На тренажере больше не требовалось. К тому же там тебя страхует человек внизу. Сколько смогу висеть по максимуму? Бог его знает!

Тяжелые шаги прогрохотали прямо надо мной. В одном месте нога преследователя соскочила с края, мне на голову посыпалось скальное крошево. Этот раззява едва не свалился в пропасть! Чуть меня не смел за собой!

Уф… Кажется, пронесло.

Курды отправились дальше, их неразборчивая речь стихала. Мои пальцы внезапно начали соскальзывать, и я поняла, что не провишу даже отпущенные самой себе четыре минуты. Осторожно подтянулась, влезла обратно на край, где замерла на корточках. Лучи фонарей веером удалялись в разные стороны. Преследователи старались охватить как можно большую территорию. Вот тут они и просчитались. В большие сети мелкая рыба не попадается. Пригибаясь к камням, я бегом бросилась прочь от лагеря.

Добравшись до какого-то нагромождения валунов, я решила, что удалилась от лагеря на приличное расстояние. Я прислонилась к одному из каменных исполинов и попыталась перевести дыхание.. Руки дрожали, сердце трепыхалось в груди. Мне вдруг сделалось так одиноко и так обидно на весь свет, что я заплакала. Господи, за какие прегрешения это случилось именно со мной! Я всю жизнь была прилежной девочкой, не списывала на экзаменах, слушала старших и даже дорогу переходила только на зеленый свет.

Одинокий прожектор освещал палатки метрах в ста пятидесяти от меня. Судя по лучам фонарей, головорезы возвращались в лагерь. Мимо меня прошли вдалеке. Похоже, местность они совершенно не знали.

Кто они и зачем напали на экспедицию профессора Гродина? Мерзавцы! Нужно вызвать полицию — помочь Гродину и Чарльзу, пока не случилась беда. Я единственная, кто оказался на свободе и знает о происшедшем. Вот только как вызвать полицию? В скалах не растут телефонные будки, да и жетонов у меня нет. Как и денег. Ридикюль остался в одной из сумок. А в нем кроме денег — загранпаспорт и водительское удостоверение.

Боже, я осталась без документов! У меня же вообще ничего нет! Даже туфель! Я минут сорок добиралась от Гюзельнака до лагеря, а без обуви обратно не доберусь и к утру!

Вляпалась. Без денег и документов. Одна в чужой стране…

Стоп! Есть идея.

Эти головорезы сюда не пешком пришли. Да и у Гродина должен быть внедорожник. Нужно пробраться к лагерю и выкрасть автомобиль. Точно! Пока они сообразят, я уже буду в полиции.

Идея хорошая… только глупая. Я ведь не умею угонять автомобили. Ключи вряд ли торчат в замках зажигания. Хм… Видела в фильмах, что из-под руля выдирают какие-то проводки, скручивают их и заводят двигатель. Но где искать эти проводки? Тем более в темноте. А в автомобильной электрике я понимаю ровно столько же, сколько бегемот — в тройных интегралах.

— Да и головорезы небось не дураки, — пробормотала себе еле слышно. — Машины наверняка охраняются.

Что делать — не знаю. Понятно одно — к утру нужно сматываться отсюда. Иначе меня живо обнаружат. Вот только куда я пойду без денег и документов? В российское консульство — только где его искать? Вот и получается, что, кроме полиции, нет другого пути. А за кого меня там примут без удостоверения личности? За курдскую сепаратистку?

Погодите, дорогие граждане! Но ведь эта шайка торопится! У них мало времени, поэтому они и гнали меня на скалу ночью. Возможно, утром их кто-то потревожит. Им бы раздобыть наскальную надпись!

Кстати, зачем?

Нужно дождаться, пока в лагере все успокоится. Потом пробраться туда и выкрасть свои документы, по возможности еще тапочки и деньги. Именно в такой последовательности.

И я медленно поползла к палаточному лагерю, ориентируясь на желтый свет мозолящего глаза прожектора.

Как не хотелось туда возвращаться! Просто жуть!