Наталья Игнатова

Рыцарь из Преисподней

Ты такой же, как прежде:

Что дано — то и свято.

И не веришь надежде,

Лишь Мадонне. И брату…

Melaris

Начало

Что-то изменилось. Он проснулся не там, где вчера лег спать. Но местность — белесая пустыня под светло-синим небом, на котором не было солнца, — выглядела той же самой. Он помнил все до деталей, до количества иголок на кусте саксаула, часть которого пошла на топливо для костра. Куст был тот же. А место — другое. Но он не взялся бы объяснить, в чем отличие.

Воды оставалось в обрез. Если умыться и побриться, нечего будет пить днем. Умываясь, он думал о том, что вчера по пути не случилось никакого источника, не попалось ни одного мотеля, караван-сарая или постоялого двора. Такое бывало на границах между мирами; так он границы и определял: если трасса летит к горизонту в полном безлюдье, пропадают гостиницы у обочины, а дорожные знаки сводятся к одному-единственному, с лежащей на боку восьмеркой, значит, близок рубеж. Нормальные люди и нелюди держатся подальше от таких мест. Для нормальных знак бесконечности — знак угрозы. А совсем нормальные вообще о нем не знают.

Под светлеющим небом по серой трассе он ехал еще два часа. Солнце так и не взошло. Горизонт по правую руку был очерчен алым светом, по левую — желтым, как будто с одной стороны закатилось красное солнце, а с другой вставала золотая луна. К полудню в зените открылась черная круглая дыра.

Взгляд фиксировал неизменные «восьмерки» — привычка запоминать все, что видишь, даже если оно кажется одинаковым, даже если оно не имеет значения. Потом встретился первый незнакомый знак с улыбающимся черепом, а потом начали попадаться автомобили, трейлеры и мотоциклы, поодиночке и табунками. Пограничье закончилось.

Знак с черепом означал заправку, смену аккумуляторов. Череп — человеческий символ смерти, а здесь пользовались мертвой силой, некротической энергией. Бензин тут, впрочем, тоже был — другие маркировки, но язык понятен (не бывает непонятных языков), — и золото в ходу. Не везде, где довелось побывать, принимали в оплату золото, серебро или драгоценные камни. Здесь повезло. Неплохое было бы начало, если бы не дыра в небе вместо солнца.

Он покупал воду в закусочной, когда из-за дальнего столика поднялась девчонка — высокая, ладная, затянутая в черную кожу, выразительно подчеркивающую округлости. С округлостями все было в порядке, глаз радовался. Мгновением позже он отметил яркие черные глаза, блестящие, как влажные ягоды смородины, такие же яркие алые губы без следа помады. Очень белую кожу. Под здешним солнцем не загоришь, это точно.

— Привет, — девчонка улыбнулась, показав островатые зубы, — подбросишь до Эниривы?

— Да, если ты покажешь, где это.

— Клево. Мне нравится. Ты что, не местный? — Она тряхнула черными кудрями. — Человек?

— Да.

— Меня зовут Марийка. А тебя?

— Артур Северный, — он взял со стойки «Карту автодорог Ахтеке», — рыцарь ордена Храма.

ГЛАВА 1

Хорошее начало не мелочь, хотя и начинается с мелочи.

Сократ

Оказалось, что Ахтеке — это название княжества.

Марийка уверенно показала пальцем:

— Мы здесь, у границы. Вот тут Кабир. А это Иду. Тоже княжества. — Из нагрудного кармана куртки она достала пластину коммуникатора, потыкала в экран коротко остриженным ногтем, и в воздухе развернулась трехмерная карта. — Вот, гляди. Все княжества и даже Немоты немного есть.

Артур поглядел. Два материка, океан со всех сторон, ни намека на полярные шапки. В верхней и нижней частях карты, в океане, были нарисованы два круга: желтый и красный, стояли пометки: «ал. столп» и «злт. столп». Алый свет по правую руку, золотой — по левую. Какие-то местные ориентиры? В отсутствие солнца и звезд без них не обойтись. Артур прикинул масштаб, уважительно хмыкнул.

— Я слыхал, что тут много места, но чтобы настолько…

— Так ты знаешь, где ты? — Марийка недоверчиво перевела взгляд с карты на Артура. — Точно человек?

— Точно.

— Люди сюда живыми не попадают.

— Попадали, — сказал Артур. — Где Энирива?

— В Эсимене. — Ноготь снова ткнулся в экран, на карте замигал зеленым один из бесчисленного множества городов.

Другой континент. Артур вопросительно взглянул на Марийку, та в ответ безмятежно улыбнулась:

— Ты обещал.

— Океан.

— Мы на Трассе. — Карта погасла. — По ней можно куда угодно. Но в одиночку стремно. — Марийка сунула коммуникатор обратно в карман. — Очень стремно. Вдвоем, так-то, тоже. Поехали?

По пути на стоянку Марийка держалась с Артуром плечом к плечу, но по мере приближения к «Найзагаю» замедлила шаг. Притороченный слева вдоль седла Миротворец из окон закусочной было не разглядеть, а сейчас он стал виден. Отполированная ладонями рукоять, скрытое в чехле, но безошибочно угадываемое лезвие. Нормальный двуручный топор. Хотя, наверное, не слишком нормальный по здешним меркам. Здесь принято было возить с собой другое оружие, потому что висящий за спиной Артура «Перкунас» вопросов не вызвал. Миротворец — другое дело.

— Это что? — спросила Марийка из-за спины. — Ты что, с топором, что ли, ездишь? Зачем? Ты нормальный?

Слишком много вопросов сразу. Но это водилось за девушками, почти за всеми. Артур привык. Во множестве вопросов всегда есть один, главный. Научись его находить, и сможешь общаться с женщинами, не создавая проблем ни им, ни себе.

— Я на службе, — сказал он. — Это табельное оружие.

— Так у тебя что, настоящая форма? — Марийка тут же снова оказалась с ним рядом, обогнала, попятилась, разглядывая нашивки. — Ты архан?

— Рыцарь. Я же сказал.

— Сказал. Ну мало ли. Здесь нет рыцарей-людей. А ты кому служишь?

— Пречистой Деве. — Артур достал из багажника второй шлем, протянул Марийке, начал закреплять на байке канистру.

— А кто это?

За годы, прожитые на Земле, Артур привык отвечать на такие вопросы, правда, о том, кто такая Богородица, его никогда раньше не спрашивали взрослые люди. Только дети и фейри, которые, в сущности, те же дети, потому что не знают ничего, что сделало бы их взрослыми.

— Мать Господа нашего, Иисуса Христа, — сказал он, зная, что сейчас последует новый вопрос, теперь уже о Боге. Нужно было ехать, но, с другой стороны, он ведь никуда не спешил. А если не отвечать на эти вопросы, то зачем тогда вообще разговаривать?

— Ты же сказал, она дева. — Марийка изумленно вытаращилась поверх зеркального синего пластика.

— Господь был зачат непорочно.

— Ну зачат-то ладно, а рожать? Чува-ак, — она снова сверкнула зубами в улыбке, и Артур снова отметил, что зубы выглядят острыми, — ты вообще-то с анатомией как, дружишь? — И доверительно сообщила, чуть подавшись вперед: — Невозможно родить и остаться девственницей.

— Девой зачала, девой родила, девой осталась. — Артур столько раз слышал подобные разговоры, что начал опасаться однажды ответить на вопросы о Приснодеве, не задумываясь. А так нельзя. Каждое слово о Ней или о Боге должно идти из сердца и разума. — Это чудо. Бесконечное могущество Господа.

— Ты псих, — Марийка еще раз посмотрела на притороченный у седла Миротворец, — но я с тобой поеду. Псих, который уважает женщин, лучше нормального, который изнасилует меня на первом же привале. — Надела шлем, ловко спрятав под него свои буйные кудри, и оседлала байк.

Что ж, Артур признал, что эта его проповедь оказалась одной из самых коротких. Еще и с очень неожиданным результатом. И ведь не поспоришь же с выводами: насиловать Марийку у него и в мыслях не было, ни на первом привале, ни на всех остальных. Зачем насиловать? С женщинами по-другому надо.

Впечатления от княжества Ахтеке Артур мог изложить в двух словах: «оно ровное». Краткий путеводитель, прилагавшийся к карте, расписывал красоты горной природы, полноводные реки, сказочные города в оазисах. Но Трасса шла мимо городов, летела через пустыню, небо дышало жаром, а горы оставались на горизонте, всегда по правую руку. Синеватые, едва различимые и почти неизменные очертания хребта Хентеф.

К дальним перегонам было не привыкать, к однообразному пейзажу тоже. Так что Артур не скучал. Да и Марийка скрашивала жизнь. Она быстро поняла, что вопросы задавать бесполезно, и начала на привалах болтать сама. В основном о своих путешествиях по Трассе, о знакомствах, которые здесь свела, о психах, которых тут было предостаточно. Кто угодно может оказаться на Трассе, но далеко не все делают это добровольно, и немудрено сойти с ума, если не знаешь, как отсюда выбраться. А если выберешься, очень может быть, что спятишь, пытаясь вернуться обратно. Трасса — такое место… на ней плохо, без нее еще хуже.

Марийка много рассказывала о себе. Могло даже показаться, что рассказывала все. Но Артур за несколько дней так и не смог составить представление о семье своей попутчицы. Он привык обдумывать любую информацию — приучили с детства, и хорошо сделали. Он и обдумывал. Марийка рассказывала правду о друзьях, но привирала про учебу и очень редко упоминала родственников. Рассматривая эти упоминания каждое по отдельности, Артур мог увидеть строгую патриархальную семью с правилами и традициями. Но вместе кусочки не складывались. Марийка была слишком самостоятельна для патриархальной семьи. Да и трудно было представить семью, в которой есть дед, отец, брат, племянник, но нет ни бабушки, ни матери, ни жены брата. Бывает, конечно, и такое, потому что кто знает, каковы правила и традиции в патриархальной семье? Может, у них принято убивать женщин после рождения первенца, а Марийка как раз результат промедления в выполнении правила. Но для семьи, в которой принято убивать или прогонять женщин, она опять-таки слишком самостоятельна и слишком весела. Редкий случай хорошего, легкого характера, оптимизма без надрыва и притворства. Ясноглазая веселая птица, радуется каждому новому дню, а на привалах щебечет, щебечет, щебечет…

Впрочем, Артуру нравилось. Хорошо, когда кто-нибудь говорит. А то он молчун, Миротворец тем более. Кроме Марийки поговорить можно было только с Альбертом, а с ним любой разговор скатывался на Конец Света. К тому же неправильный. Куда деваться, если Альберт в этом живет, а Артур уехал только потому, что, останься он, и ни мира, ни людей уже не было бы.

Братик выходил на связь каждый день и иногда рассказывал, что у него происходит и что осталось от мира, но чаще все-таки старался узнать, как дела у Артура. А у того и дел никаких не было, пока сюда не приехал. Да и здесь, кроме как довезти Марийку до Эниривы, ничего не намечалось. С такими настроениями полная оптимизма попутчица на Трассе — это милость Божия.

Марийка на Трассе скорее жила, чем путешествовала, все время между экзаменами и каникулами проводила, странствуя из княжества в княжество. Поэтому и не говорила всю правду об учебе. Учиться-то она училась. В Институте управления и права Интарафийского государственного университета Эсимены. Но, судя по тому, сколько времени проводила на Трассе, учеба сводилась к написанию самостоятельных работ.

— Теория! — отмахнулась Марийка, когда Артур задал ей вопрос насчет посещения лекций. — А здесь практика. На Трассе идеальное самоуправление. Нет ни одного писаного закона, только традиции, да к тому же у каждой стаи свои, но как-то все между собой уживаются и сотрудничают, когда надо. А драйверы, если не лезут никуда, то проезжают спокойненько. Даже не знают, что их безопасность непонятно на чем держится. Вообще, мало кто знает, как что на Трассе устроено.

Она выразительно посмотрела на седельные сумки, в которых, тщательно уложенные, хранились спальный мешок и каремат. Пользоваться ими за время совместного пути пришлось всего один раз. Марийка знала все до одного постоялые дворы, в том числе те, которых не было на карте. Если бы Артур планировал маршрут сам, он каждую вторую ночь проводил бы под открытым небом просто потому, что понятия не имел о том, что поблизости есть мотель, трактир или дом, в котором можно снять комнату. А так, уже почти неделя в пути, и всего одна ночевка под открытым небом.

Правда, у всего есть оборотная сторона, и у осведомленности Марийки тоже. Знание всех мест для ночлега было необходимостью: Марийка могла есть только специальные продукты, приготовленные в специальной печи. Ничего сложного, концентрат она возила с собой, а нужная печь была на любой кухне, но кухню хотя бы раз в сутки стоило найти. В ночь, когда пришлось остановиться в поле, Марийка осталась голодной, а с утра была злющей, как кошка, и ядовитой, как гремучая змея. На кого злилась, непонятно, но с женщинами так бывает: когда им некого обвинить в своих бедах, они злятся гораздо больше, чем когда знают виновника.

Если бы еду получилось сохранять свежей, было бы проще.

— Есть стазисные контейнеры, в них время останавливается, — сказала Марийка, — дорогие, как я не знаю что. Можно было бы один такой с собой взять, но я не подумала.

Казалось бы, дальнейшие размышления должны привести к логичному «сама виновата», а когда виновник известен, женщины злятся меньше. Но нет, Артур знал, что если женщина «сама виновата», то она злится даже больше, чем когда злиться не на кого. Такими уж они созданы. Сводят с ума во всех смыслах. Не нужно пытаться понять, нужно просто выучить правила и молиться, чтобы они хотя бы иногда работали.

Сегодня на Трассе снова было безлюдно. Марийка с утра предупредила, что Глейс и Рена, два вампира, через чьи тийры предстоит проехать, недавно начали войну. То, что об упырях на Трассе говорили как о чем-то обыденном, пока еще не стало привычным. Обычно люди боятся мертвяков, ненавидят их и, столкнувшись, стараются уничтожить. Либо убежать. Это кто как воспитан.

Бояться вампиров — здоровый инстинкт. Не-мертвые оскорбляют природу и Бога, и живые чувствуют это, даже те живые, кто и к природе, и к Богу относятся одинаково равнодушно. Мертвое должно быть мертво, потому что это естественно, не-мертвого не должно быть, потому что это противоестественно.

Здесь все было иначе. Упырей считали кем-то вроде феодалов, побаивались, но при том полагались на их защиту.

Странно и неправильно.

И все-таки Артур не спешил с выводами. Личное знакомство с не-мертвыми многое меняет в представлениях о правильном и неправильном, учит отличать противоестественное от сверхъестественного. А тот не-мертвый, которого Артур знал лучше других, самим своим существованием, пожалуй, давал право на не-жизнь и остальным. До тех пор, разумеется, пока они могли сосуществовать с людьми.

Сцепившиеся в войне вампирские стаи — дело другое. Тут о сосуществовании речи не идет. Вряд ли кого-то будут убивать специально, но, сражаясь между собой, упыри, которые почти все еще и маги, по сторонам не смотрят. Кто не спрятался — сам виноват. Из объяснений Марийки следовало, что войны между стаями — дело обычное, однако войны «холодные». Противостояния могут длиться десятки лет, и за все эти годы дело так и не дойдет до настоящей драки, разве что молодняк встретится случайно в одно время в одном месте и сцепится так, что перья полетят. А сейчас речь шла уже о настоящей войне. Поэтому с середины дня им не встретилась ни одна машина и ни одна не обогнала. Марийка, перекрикивая двигатель и рев ветра, мрачно напророчила, что владельцы заправки, где предстояло переночевать, наверняка собрали манатки и убрались подальше, пока война не закончится.

— Дверь взломаем, — откликнулся Артур.

Вломиться в чужой дом казалось ему лучшей перспективой, чем провести еще один день в компании голодной попутчицы. Вообще-то, конечно, такая зависимость от еды слегка удивляла. По наблюдениям Артура, девушки гораздо чаще стараются сделать вид, что вообще не бывают голодными, чем явно демонстрируют, насколько их злит невозможность поесть. Но в основном наблюдения Артура сводились все же к тому, что девушки все разные, а это было хорошее объяснение чему угодно.

Жизнь на заправке била ключом. На стоянке перед маленькой гостиницей гремела музыка, хаотично перемещались тени и человеческие силуэты, в черное беззвездное небо врезались лучи «люстр» с крыш тяжелых «Скадатов», освещавшие заодно и пустоши вокруг. Кто-то, похоже, совсем не беспокоился о том, что на этих землях война. Ну или беспокойство выражалось только в том, чтоб осветить подходы к лагерю. Не слишком строгая мера безопасности. Артур даже часовых не увидел.

— Не надо нам туда, — сказала Марийка.

Полтора десятка внедорожников, длинная фура для перевозки скота и пятерка байков. Интересный набор. Странный.

Буйное веселье, дикарские пляски и далеко разносящиеся над пустошами звериные вопли — все вместе требовало объехать заправку как можно дальше, помолившись по дороге за ее владельцев, если те не успели сбежать. Так и следовало сделать. Но Артуру очень не понравилась фура. Маловероятно, что в ней везли лошадей на скачки…

Нет, он не мог объяснить себе, что ему не нравится. Просто странно она смотрелась, длинная, нелепая, между мощными автомобилями и дорожными мотоциклами.

— Теней меньше, чем людей. — Артур остановил байк, разглядывая фуру.

— Поехали! — Марийка вцепилась ему в ремень. — Не все они отбрасывают тень. Поехали, Артур!

— Кто в фуре?

— Я не знаю…

— Не верю. — Он опустил подножку. — Ты же все о Трассе знаешь.

— Это людей в Пески везут.

— Зачем?

Про Пески Артур уже знал. Огромная территория к востоку и северу от княжества Эсимена. Южная половина Песков почти целиком захватывала пустыню Сельему, отсюда и пошло название. Северная половина забиралась далеко в горы, отхватив изрядный кусок Дорсума, горного хребта, занимающего большую часть континента. Пески были землями вампиров. Не государством, просто местом, где обитали вампиры, только вампиры, и никто, кроме вампиров. У них не было ни законов, ни правил, ни хоть какого-то порядка… ни еды. Вот оно что! Там, где никого нет, кроме вампиров, что им жрать?

— Это неправильно, — сказал Артур.

— Это не наше дело!

Он впервые увидел ее испуганной. Марийка на Трассе как рыба в воде, знает тут все и всех, ничего не боится, но охотники за живой добычей опасны даже для нее. Этот участок Трассы на время войны не подчиняется никаким законам, а значит, для живых на нем нет никакой защиты.

Артур слез с седла, отстегнул ремни, которыми был приторочен чехол с Миротворцем.

— Садись за руль.

— Ты больной?

— Садись за руль, — повторил он, — если что, успеешь уехать. Сама говорила, что умеешь водить тяжелые байки.

— Никуда я… ты придурок! — Марийка соскочила на землю. — Ты что, — она яростно вцепилась в его рукав, тряхнула несколько раз с неожиданной силой, — их тридцать! Это большая стая! Это значит, что они очень сильные. Футуй! Ты что, не понимаешь? Да… какая разница? — Она злобно оскалилась, но голос по-прежнему не повышала; вампиры слишком хорошо слышат, об этом Марийка помнила даже сейчас. — Тридцать! Хоть бы и молодняк. Их тридцать, а ты один! Что ты, блин, хочешь сделать?! Их даже из этой штуки всех не положить! — Она сердито ткнула кулаком в чехол с «Перкунасом».

— Садись за руль, — сказал Артур, — храни тебя Господь.

И пошел к биваку.

Ну а что, спорить с ней, что ли? Время-то идет.

У всех упырей есть эта особенность: они не боятся смертных, если только не распознают в них магов. Часовые засекли Артура издалека, им и видеть не надо, они живых чуют, но тревоги не подняли. Чего дергаться из-за смертного? Стрелять тоже не стали: еда сама идет, зачем ее отпугивать? Когда он поравнялся с двумя мертвяками, охранявшими проход между «Скадатами», один из охранников принюхался.

— Нет, не дурь, — сказал он второму так, будто Артура тут вообще не было.

— Значит, псих, — подытожил второй. — Сгодится.

Вообще-то им и обдолбанный до невменяемости наркоман сгодился бы, судя по тому, какое веселье царило на темной стоянке. Почти все, кто отбрасывал тень, были пьяны, некоторые курили «травку», кто-то уже валялся без сознания, у кого-то только начинался приход, но все выглядели абсолютно счастливыми. Стадо. Упыри их для того с собой и возят — для праздников, когда хочется заменить консервы свежатиной или опьянеть от алкоголя и наркотиков в крови.

— Кто у вас тут старший? — спросил Артур у охранников.

— Тебе зачем? — откликнулся тот, который назвал его психом. — Иди, раз пришел.

Сами пригласили. Нет, в отличие от упырей, рыцари в приглашении не нуждаются, но все равно лучше быть званым гостем. А старшего найти не сложно. В стаях всегда действует право сильного, вожак остается вожаком только до тех пор, пока не найдется кто-нибудь, кто сможет его победить, ну а того, кто сильнее всех, издалека видно. Вот и здесь, стоило присмотреться, как стало ясно, старший — вон тот длинноволосый русый дядька в кресле. Он был без куртки, одежда не закрывала ни шеи, ни рук, даже браслетов или ошейника не было. Достаточно уверен в себе, чтоб не думать о том, что это провокация для всей стаи. И достаточно уверен в стае. Все-таки право сильного у мертвяков не волчье, а человеческое. Совокупность множества факторов, в том числе и личной привязанности остальных.

Артур направился прямиком к вожаку. Его появление в круге «Скадатов» не осталось незамеченным, упыри потянулись было поближе, но он пошел к старшему, и остальным осталось только ждать, что будет дальше. Правда, две девушки, державшиеся поблизости от вожака, преградили Артуру путь, когда он был шагах в пяти от кресла. Что ж, Артур остановился. Хоть он и смертный, хоть он и не маг, а подходить вплотную ему нельзя. Вожак, уже сытый, особого интереса к нему не проявил. Что он, психов не видел? Сейчас прикажет сунуть в фуру, к остальным, и весь разговор.

— Отпусти этих людей. — Артур кивнул на фуру.

Вот теперь вампир заинтересовался.

— С хрена ли? — спросил он весело.

— Потому что они пошли с вами не добровольно, — объяснил Артур.

Он понимал, что переговоры необходимы. Если против тебя тридцать мертвяков и дюжина людей из Стада, нельзя просто прийти и всех уничтожить. Не потому, что силы неравны, хотя, конечно, неравны, тут Марийка права, а потому, что людей убивать нельзя, а они же кинутся. Но… объяснять элементарные вещи тому, для кого они так же элементарно неверны, — это не очень похоже на переговоры. Это ерунда какая-то. К счастью, вожак не пожелал вступать в дискуссию.

— В скотовозку его суньте, — буркнул он. — И не жрать!

Артур увидел краем глаза, как вампиры, державшиеся позади, превратились в смазанные тени. Ждать не стал. Стряхнул чехол с Миротворца и отступил на шаг от девчонок-телохранительниц. Они, в свою очередь, отпрыгнули назад на десяток метров. Одна зашипела, оскалив клыки и зажмурившись. Вторая закрыла глаза ладонью, из-под пальцев поползли кровавые слезы. Обожгла сетчатку. Бывает.

Вожак кувыркнулся назад вместе с креслом и одним прыжком взлетел на крышу «Скадата». В руках у него появился пистолет, да толку-то, если он даже не видит, куда стрелять? Никто из них не видит.

Артур огляделся. Над опустевшей стоянкой гремела музыка. Люди из Стада, пьяные, накачанные наркотиками, не понимали, что происходит. Они вообще еще не поняли, что что-то происходит. Упыри попрятались за машинами, затаились на крыше фуры, кто-то рычал, кто-то шипел, кто-то ругался вполне по-человечески.

— Что это за дерьмо?! — рявкнул вожак. — Ты кто такой?

— Артур Северный, рыцарь ордена Храма, — ответил Артур. — Я пришел, чтобы освободить людей. С тобой останутся только те, кто сам этого захочет.

— И куда ты с ними денешься? Эта штука не будет светиться вечно.

— Будет.

— На сорок человек ее не хватит. Ты, долбак придурочный, да я их лучше убью, чем отпущу. Пара очередей вдоль борта, и внутри только мясо останется.

— Тогда я убью тебя и тех, кого успею.

Вот это уже были переговоры. То, с чего следовало начинать. Они нашли общий язык, осталось прийти к соглашению.

— Чтобы не быть голословным… — Артур за время жизни на Земле поднаторел в переговорах, теперь он умел это делать правильно. Ждать вопросов не стал, сразу указал правой рукой в сторону упыря на крыше фуры. «Копье Святого Георгия» лучом золотого света сорвалось с пальцев, испепелив руку выбранного мертвяка. Тот заорал, когда вокруг взвихрился белесый пепел. Они боятся сгореть, огонь может убить их насовсем, и парень пока не понял, что лишился только руки, что этот пепел — не последнее, что он видит.

— Заткнись! — рявкнул вожак. Его голос раскатился над стоянкой рыком, таким же страшным и мощным, как рев льва в ночной саванне.

Крики тут же смолкли.

— Еще доказательства нужны? — спросил Артур.

— Погаси этот свет, — отозвался упырь. — Если хочешь спасти их, если ты рыцарь, то соверши подвиг. — Кажется, он усмехнулся. Артур в темноте не различал его лица, так что не мог сказать наверняка. — Здесь нет рыцарей-людей, будешь первым, если выживешь. Мы будем драться, у меня когти, у тебя ножи, ты со своей… силой, чем бы она ни была, и я со своими дайнами. Никакой магии.

— Хорошо, — сказал Артур, поднял чехол и надел на лезвие Миротворца. Сунул топор в петлю на поясе.

Вожак оказался в шаге от него сразу, как только погасло невидимое для Артура сияние. Просто спрыгнул с машины, преодолев разделяющее их расстояние. Бросил на асфальт пояс с двумя ножами, наскоро заплел волосы в косу и застегнул куртку, проклепанную сталью, тяжелую, больше похожую на доспех. На Артуре тоже были доспехи: надетая под куртку кираса из шкуры беловолка. Так что и здесь все честно.

Четверо вампиров, не церемонясь, но довольно аккуратно, утащили со стоянки утративших связь с реальностью людей из Стада.

— Я Харир, — назвался вожак. — Будем знакомы, Артур Северный. Бьемся до невозможности продолжать. Не хочу тебя убивать, лучше заберу в Пески.

— Ладно, — сказал Артур. — Я бы тебя убил, да ты уже мертвый.

В тот же миг Харир исчез, Артур успел заметить движение вправо, уклонился, хоть и не видел атаки… в этом бою нельзя полагаться на зрение, только на чутье, на движение воздуха, на редкий шорох подошв по асфальту. Удар, еще один. Потом еще два. И еще. Харир слишком быстрый, чтоб уследить за ним взглядом. Артур атаковал наугад, увернулся снова — длинные когти мелькнули у плеча, метнулась в полумраке светлая коса, и вдоль нее, с упреждением, Артур ударил другой рукой. Нож полоснул упыря по черепу, по лицу, располосовав кожу, насквозь прорезав щеку. Мертвые чувствуют боль, но старые мертвяки давно знают, что она не имеет значения, и поэтому умеют ее игнорировать. Надеяться на то, что рана ограничит подвижность Харира, не приходилось. Так же как и на то, что кровь зальет ему глаз, мешая смотреть: из ран вампиров не течет кровь, в мелких сосудах ее попросту нет, а крупные мгновенно сжимаются, чтоб не потерять и капли.

Когти разодрали плотную кожу куртки, скользнули по кирасе. Харир пока еще вел разведку, выявлял защиту, но Артур уже понял, что он атакует дважды, обеими руками, получается три серии из двух ударов. И вторую когтистую лапу, которая должна была содрать ему кожу с лица в качестве ответной любезности, он поймал, уронив один из своих ножей. Вампира не удержать в захвате, и кости не переломать, и суставы не вывихнуть, но Артур и не пытался. Он с молитвой вонзил лезвие оставшегося ножа в руку Харира и отрезал ее чуть ниже локтя. Отшвырнул подальше, чтоб не дать противнику времени прямо сейчас прирастить конечность обратно.

Харир прыгнул в сторону, сейчас он был виден. А когда приземлился, удар был такой силы, что асфальт вздыбился, пошел волнами. Артура бросило назад, на качнувшийся «Скадат», с которого, как кошки с забора, дернули в разные стороны трое мертвяков. Харир вновь топнул ногой. «Скадат» приподняло и отшвырнуло. Артур остался стоять. Он успел увидеть изумление на лице упыря, потом тот снова исчез. Серия атак сразу со всех сторон, каждая новая сильнее предыдущей. Одна рука, две ноги в тяжеленных армированных ботинках. Харир двигался настолько быстро и перемещался в трех плоскостях так свободно, как будто умел летать. И все же, рассчитывая захватить Артура живым, он был обречен проиграть. Он не мог использовать смертоносные дайны, любой из которых прекратил бы поединок. А Артур… ему достаточно было увидеть когти, чтоб точно знать, где именно его противник.

Правда, одного знания недостаточно.

Лезвие ножа раз за разом резало только воздух. Харир был неуязвим, как будто сам превратился в пустоту, наносившую удары. Куртка Артура висела лохмотьями, ребра трещали, очередным ударом упырь чуть не оторвал ему голову, но по-прежнему не мог достать. От его сверхъестественной силы Артура хранил Господь, от сверхъестественной скорости — искусство боя, а сверхъестественными навыками Харир не пользовался сам. И, в конце концов, когда загнутые когти вновь мелькнули перед глазами, нож нашел цель. Лезвие пробило Хариру грудную клетку. Второй рукой Артур схватил упыря за горло. Выдернул нож из его груди и в тот же миг, когда Харир ударил его обеими ногами, полоснул ножом по холодной шее, молясь о том, чтобы перерубить позвонки. Удар был страшен, но Артур не разжал пальцы, и сила упыря обернулась против хозяина: поврежденный позвоночник не выдержал. Харира отбросило в одну сторону, а Артура с его головой в руке — в другую.

Над стоянкой пронесся тихий изумленный ропот. Артур ожидал любой реакции, вплоть до того, что стая кинется на него, чтоб отомстить за вожака, несмотря на оговоренные условия поединка. Что ж, удивление — лучший из вариантов.

Он подошел к Хариру и положил голову рядом с телом.

Упыря не уничтожить обезглавливанием. Если голову не сжечь, ее можно прирастить обратно, как любую часть тела. Но, лишившись головы, вампиры впадают в мертвое оцепенение. Они все видят, слышат и понимают. Только двигаться не могут.

— Я победил, — сказал Артур. — Я забираю людей.

— Забирай, — откликнулся женский голос.

Девушки-телохранительницы вышли на перепаханное поле боя. Одна, та, что успела зажмуриться и уберегла глаза от света Миротворца, приложила голову Харира обратно к шее, пошла за валяющейся в стороне рукой. Вторая, с размазанной по щекам кровью, кивнула Артуру, мол, иди за мной, и направилась к фуре. Отперла заднюю дверь.

— Корма у нас только на два дня, — буркнула она.

Артур кивнул. На два дня — это лучше чем ничего. Он вообще не рассчитывал, что спасенным людям отдадут еще и пищу. У упырей свой прагматизм, человеку его не понять, как ни старайся. Харир мог перестрелять всех пленников, только чтобы не отдать Артуру. Но раз отдать все-таки пришлось, нет никакого смысла морить людей голодом.

Внутри были нары от пола до крыши в три ряда, в три яруса. Между ними два узких прохода, ведущие к контейнерам утилизаторов. Когда упырица распахнула дверь, внутри тихо, испуганно ахнули, кто-то заплакал, послышалось шебуршание — люди старались стать как можно незаметнее, как можно дальше забиться на нары.

Люди боятся вампиров, и бывает, что этот страх заставляет их сражаться и убивать. Но только не тогда, когда вампиры становятся хозяевами положения. Мертвяки умеют воздействовать на инстинкты, пугать так, что не остается ни воли, ни гордости. В фуре было четыре десятка человек, молодых, здоровых мужчин и женщин. Все они были способны постоять за себя, и все оказались раздавлены страхом.

Люди, лишенные человеческого достоинства…

Артур подумал, что прежние времена, когда он знал, что существованию мертвых нет никаких оправданий, были лучше нынешних. Мысль неправильная, и все-таки от нее не получилось так просто отделаться.

— Выходите, — сказал он, — вы свободны.

Сказать легко, но сколько хлопот за словами «вы свободны». Перепуганных до полусмерти людей очень сложно организовать там, где они постоянно видят тех, кого боятся. Они сначала медленно и опасливо выходили из фуры, а потом, когда снаружи их стало больше, чем внутри, все оставшиеся, запаниковав, решили выйти одновременно, едва не затоптав друг друга.

— Дай им сил, Господи! — взмолился Артур.

Но силы-то у них были, не было смелости поверить в это, а смелость ты или находишь в себе, или нет. Бог, в своей бесконечной милости, не делает за людей то, что они могут сделать сами.

Оставалось спрашивать имена, разбивать на группы, наугад выбирать, кто сможет стать старшим. Хорошо, что они все знали друг друга, сами, инстинктивно, тянулись к тем, с кем хотели держаться вместе. Группы по пять человек. Старшим Артур отдал припасы. Самыми ценными были емкости для воды. Вампиры везли воду здесь же, на фуре, в огромной бочке, но у них нашлось три канистры, в которые из бочки набирали воду, чтоб разлить по чашкам. Артур забрал и их. И, разумеется, чашки. Подумал, что скажет Марийка, и решил, что вряд ли она будет искать себе другого попутчика. Ей неинтересно было добраться до Эниривы, ей интересно было добираться. Процесс, а не результат. А интереснее, чем с ним, ей точно ни с кем не будет.

Марийка сказала такое, что девушкам говорить не следовало бы, особенно девушкам из хорошей семьи. Но Артур давно утратил иллюзии насчет их лексикона. Это в Единой Земле представить было невозможно, чтобы женщина, если только она не совсем опустилась, говорила такие слова. А на Земле и здесь, в Ифэренн, все по-другому. Впрочем, Марийка осыпала Артура ругательствами, то цепляясь за него обеими руками, то молотя кулаками, куда придется, а это делало ругательства чем-то вроде шелкового шарфа на рукаве, знака расположения прекрасной дамы. Она извелась, но не уехала. Сидела с биноклем, следила за стоянкой. «Перкунас» расчехлила. Артур даже не стал спрашивать зачем, и так понятно, что Марийка пошла бы за ним, если б его не убили.

Вряд ли она смогла бы помочь в бою, даже умея стрелять из «Перкунаса», но оказалась отличной помощницей в гораздо более сложном деле установления хоть какого-то порядка среди спасенных. Девушки без оружия действуют на испуганных людей гораздо лучше парней с топорами. Стараниями Марийки группа перестала напоминать бессмысленно мыкающееся во все стороны стадо, превратилась в подобие отряда: восемь пятерок, восемь командиров, остальные даже начали к командирам прислушиваться.

— Они из Луги, — сказала Марийка, когда все получили по кружке воды, а кто хотел есть, поели, — поселок назывался Луга. Это в Глейстире. Ты езжай, а я пешком пойду, с ними разговаривать надо. Я позвоню друзьям, они приедут, машин хватит, чтоб всех увезти. Но, когда приедут, я не знаю. Так что пойдем пока.

Таким порядком в путь и двинулись. Артур на байке, как овчарка, патрулируя окрестности и присматривая, чтобы никто из людей не отстал или не слишком обогнал остальных, и Марийка, как пастух, следящая за тем, чтобы у всех все было хорошо. Настолько, насколько это возможно в таких условиях.

Привалы делали каждые три часа. Вампиры не преследовали, отпустили, значит, отпустили. Мертвяки в Ифэренн похожи на земных, и у тех, и у других многое держится на честности, хоть она порой и насквозь буквоедская. Это у многих бессмертных так. Не умаляя значимости подписей и печатей на бумагах, которые тщательно сохраняются веками, они ценят и договоры, заключенные на словах. Бессмертным нужна стабильность, хоть какая-то, потому что миры вокруг них меняются слишком быстро.

— Харир — один из постоянных поставщиков людей в Пески, — сказала Марийка на одном из привалов, — я о нем слышала, он по Трассе регулярно ходит. В этот раз ему повезло, война началась, а он под шумок на Лугу напал. Никто и не заметил, а потом уж поздно было бы, да и подумали бы не на Харира. Война же. На Рену думали бы.

— Рискованно.

— Риск того стоит. Вместо того чтобы в княжествах хватать по два-три человека, содержать их, пока не наберется достаточно, чтоб можно было ехать в Пески, он в одном поселке на Трассе взял сразу сорок. Один рейд, почти никаких расходов, а заплатили бы за них очень хорошо. Он самых здоровых выбрал, посмотри. Да к тому же, если Глейс узнает, что Харир украл людей в его тийре, он просто убьет. А если б Харира в княжествах прихватили, его бы в кровососку отправили.

— Что это?

— Лаборатории, где из вампиров выкачивают кровь. Кормят и сцеживают. И так — целую вечность, они же не умирают. Кровь вампиров очень дорого стоит, — объяснила Марийка в ответ на вопросительный взгляд. — Лекарство почти от всех болезней, даже от старости.

— Почему ж их всех не переловят?

— Потому что не угадаешь, кто за кого, если что, заступится. Они повсюду, — Марийка изобразила руками крайне замысловатую фигуру, то ли спрута, то ли паутину, — у них настоящая власть, а у людей только видимость, если княжеских наместников не считать. Но вампиры как бы… прячутся в темноте. Таятся. Вот и ловят тех, про кого точно известно, что заступиться некому. Да еще фиг поймаешь, — добавила она, вставая. — Если б ты ребят Харира светом не распугал, они бы мигом тебя к остальным закинули. Ехал бы сейчас в Пески.

— Угу. — Артур кивнул.

Марийка видела свет Миротворца. Ничего себе новость! А ведь с виду человек как человек, теплая, и сердце бьется. Впрочем, для мертвяков притворяться живыми — обычное дело. Направляют кровь по жилам, разгоняют сердце, и все, не отличить их. Зачем только это Марийке, непонятно. Если ей нужен попутчик на Трассе, с которым можно безопасно добраться до Эниривы, то почему было не присоединиться к кому-нибудь из вампиров? Не пришлось бы притворяться, расходовать лишнюю кровь, прятаться, чтобы поесть. Да вообще проще было бы. Со своими всегда проще.

Вопросы лучше отложить. Задать их надо будет обязательно, но не раньше, чем люди окажутся в безопасном месте. Марийка хорошо о них заботится, а выяснение мотивов сильно испортит ей настроение, осложнит отношения, что обязательно скажется на людях. Так что все вопросы потом.

Артур сложил карематы, застегнул седельные сумки. Марийка тем временем обошла подопечных. Она улыбалась, над кем-то подшучивала, кого-то подбадривала. Теперь понятно, почему у нее так хорошо получается успокаивать людей, приводить их в чувство. Те же самые чары, которыми упыри Харира запугивали пленников до животного состояния. Ночевать сегодня и завтра придется в поле, а она и так уже один раз не поела. Сколько вампир может просуществовать без пищи, оставаясь в здравом уме? Двое или трое суток. Но характер начнет портиться после первой же ночи без крови. Особенно если вокруг сорок человек, а есть их нельзя, потому что сам притворяешься человеком.

Привыкший к постам, Артур не понимал, как тяжело голодному отказываться от пищи, видя ее в изобилии, но знал, что такой соблазн существует. Пост в первую очередь ограничивает в еде, потому что дисциплинирует дух, а не поддаться другим искушениям гораздо проще. Ладно, время покажет, как поступить. Если с голодной Марийкой станет по-настоящему трудно ужиться, надо будет сказать ей, что маскировка не удалась. Тогда она поест, успокоится, ну а там уж как пойдет.

Хотя, конечно, Артур Северный в компании с упырицей… Альберт, когда узнает, лопнет со смеху. Хм… значит, не надо ему рассказывать. Нельзя же доводить родного брата до смерти.

ГЛАВА 2

Sol lucet omnibus.

Земус был в ярости. В бешенстве. Он уже почти держал сокровище в руках, уже получил его… почти получил. Оставалась формальность, и тут все рухнуло. А ведь подумать только, у него могла быть душа! Целая душа! Земус, конечно, отдал бы ее господину, но наградой стали бы могущество и власть. Души — редкость даже для сулэмов, а он мог бы…

Не получилось.

Земус бесился из-за того, что душу увели у него прямо из рук. Ведь он уже получил согласие, оставалось лишь заверить договор, когда его отчаявшаяся добыча обрела надежду. Это было… Земус не мог сказать, что это нечестно или несправедливо, его пожирало бешенство, он злился так, что терял разум, но что такое «нечестно» и «несправедливо», он не знал, поэтому не мог даже объяснить себе своей злости. От необъяснимости становилось еще хуже.

Бесчисленное множество других душ, добыть которые не удалось, он выкидывал из мыслей сразу. Ушли и ушли. Даже сулэмы редко добывают такое сокровище, у господина Земуса никогда не было ни одной души, а у самого Земуса в собственности ее никогда и не будет. Но он мог бы добыть эту, отдать господину, сделать господина богатым, а сам стать сильнее. И, кто знает, может, если бы получилось, потом добыть еще одну душу, господин сделал бы его достаточно сильным, чтобы следующую душу Земус мог забрать себе. Это, конечно, невозможно, ему не под силу добыть целых три души, и еще три дня назад Земус об этом знал. Но сейчас ему казалось, что он сумел бы. Он нашел верный способ. Никто, кроме него, не додумался, а он решил попробовать и не прогадал.

Другим демонам в мысли не закрадется связаться с вампирами: очень трудно преодолеть брезгливость и оставаться рядом с этими тварями. Земус тоже думал, что не сможет. Вампиры похожи на людей, у них даже души есть, и притом вампиры — худшее извращение человеческой природы, какое только можно вообразить. А демоны все знают об извращениях и на недостаток воображения не жалуются. От такого противоречия на вампиров противно даже смотреть. Первое, о чем думаешь, глядя на них, — это о мерзости, скрытой под человеческой плотью. Но Земус слышал, что есть демоны, подчиняющие себе вампиров из тварного мира, и слышал, что мертвые рабы приносят им немало пользы, некоторые даже продают свои души. А ведь в тварном мире вампиры ничем не отличаются от здешних, и если у демонов хватает терпения и воли на то, чтобы иметь с ними дело там, то можно попробовать и здесь. Просто быть рядом с ними, не давая о себе знать, не вступая в контакт. Это гораздо легче, чем заключать с ними договор и давать им силу.

Земусу нужны были души. Он слышал слова «я душу отдам», сказанные в шутку или всерьез, устремлялся на них, наперегонки с другими ловцами, искал отчаявшихся, предлагал помощь, сулил чудеса, обещал спасение. Все ловцы делают это, все ищут тех, кто думает, будто терять уже нечего. Только настоящее отчаяние — очень большая редкость. Бог, создавая людей, дал им надежду, вот они и не научились отчаиваться. Даже те, чьи дети умирают от неизлечимых болезней, верят в то, что найдут деньги на лекарство из вампирской крови, или в чудо, или просто боятся демонов — все люди боятся демонов — и не поступаются душой. Ни за что. Даже за чудеса.

Надеются.

Тем, кто оказался в Песках, надеяться не на что, судьба их ужасна, и спасения нет даже в смерти. В Песках любая из Жертв отдала бы душу только за то, чтоб умереть, за то, чтоб все закончилось. Но демону в Пески не попасть. Сулэмы могли бы, наверное, но сулэмы ловлей душ не занимаются. И Земус решил попытать счастья с теми, кто обречен попасть в Пески, с теми, кого только везут туда. Открывать этим людям глаза на их участь, объяснять, что их ждет, и предлагать спасение. Стая Харира возила людей в Пески каждые полгода, Земус следовал за ними, смотрел на пленников, ждал заветных слов. Он искал настоящее отчаяние, год за годом, десятилетиями и знал, каким оно будет, когда наконец найдется. Пленники Харира тоже надеялись: увы, они не понимали, что надежды нет. И все же держась рядом со стаей, особенно когда она приближалась к Пескам, Земус находил в людях то, что больше всего походило на отчаяние. Больше, чем самая безнадежная скорбь в хосписах. Люди так устроены, что даже смерть для них — надежда. Но если лишить их и смерти, вот тогда… просто дождись заветных слов, и можешь быть уверен, они не окажутся преувеличением.

Земус дождался этих слов, когда Харир напал на Лугу. Из трехсот жителей стая выбрала четыре десятка самых здоровых, а среди них молодую пару. Счастливую пару. Эти двое ждали ребенка, ему уже придумали имя, бабушки уже покупали ему игрушки, и детская была полностью обставлена. Обои в штурвалах и корабликах, кроватка-качалка, мягкие игрушки и пушистые ковры. И в один миг все изменилось: бабушки убиты, дом разорен, а счастливая пара заперта в фуре для перевозки скота, и ребенок родится в Песках. Вампиры обожают новорожденных!

— Я душу бы продал, чтоб спасти вас, — сказал муж, когда стало ясно, что сбежать не получится.

И Земус понял: это по-настоящему.

Он освободил бы их. Всех троих. Да что там, он бы им и бабушек вернул. И дом восстановил. А если б парень додумался пожелать свободы не только для жены и для себя, Земус в обмен на душу мог бы спасти всех. Сделка делает демона всемогущим на время выполнения контракта.

Но до пожелания не дошло. Последняя формулировка, которая отдала бы Земусу душу, так и не прозвучала. Не успели. В Ифэренн явился святой, и почему-то, по какому-то нелепому своему промыслу, он решил спасать людей не из Нижних Земель, как делали все остальные святые, а вот этих, с поверхности, обычных людей, не заслуживших ни Небес, ни Преисподней. Не представляющих для святых никакого интереса.

Как же это бесило! Как это невероятно, невыносимо, страшно бесило! Земус жрал сам себя от ненависти, блевал и жрал снова. И далеко не сразу он понял, что бесится потому, что думает об упущенных возможностях, что нужно перестать о них думать, иначе он так и закончится, уничтожит себя собственной злобой, на радость еще более мелким демонам, которые с удовольствием доедят то, что останется.

Земус перестал думать о том, что могло бы быть, и стал думать о том, что он может сделать. Вернуть добычу не получится: прежде чем он сможет начать действовать, люди уйдут с земель Рены, а могут и вообще свернуть с Трассы. Но можно отомстить. Это вернет спокойствие, и хищная мелочь перестанет виться вокруг, ожидая, когда можно будет поживиться его останками. Итак, месть. Для этого нужно кое-что поменять в Харире и в его стае… Хорошо, что сейчас война, вампиры убивают друг друга, и изменения можно не создавать самому, а просто взять готовое состояние духа и разделить на всех. Если достанется еще какому-нибудь мертвяку, что ж, тем для него лучше. Звериные инстинкты и полная свобода — все мечтают почувствовать это, и вампиры, и люди. Не зря вампиры получаются именно из людей.

О том, чтоб свернуть с Трассы, Артур с Марийкой подумывали, но, определив расстояние и прикинув, насколько удобна дорога, решили, что до границы Ренатира, до поселка в Пайсартире, на соседней территории, доберутся быстрее, даже если друзья Марийки и не успеют их подобрать. В княжествах безопаснее, чем на Трассе, но это верно только для населенных областей, а в Ахтеке, вдоль границ которого они до сих пор двигались, населены были только горы и оазисы.

Так что продолжили поход по Трассе, а уже к вечеру их встретил автобус, здоровенный, разноцветный, с яркими надписями «Перевозки «Беруанг» по обоим бортам. Из автобуса высыпали пятеро: трое парней и две девушки, — с виду ровесники Марийки и, кажется, люди.

— Ну ты даешь! — веселились они, перебивая друг друга. — Автобус на Трассу! Целый автобус! Нам и водителя не дали: дураков нет сюда ехать. Даже за двойную оплату.

— Это Матиус, — одна из девушек, рыжая пышечка, помахала выглянувшему из кабины молодому человеку, повернулась к Марийке, — друг моего брата.

— Ага. И двойную оплату — ему, а не ссыкунам из «Беруанга», — поддержал девушку брюнет с дикой прической. — Кстати, Маки, деньги там хотели вперед, так что мы скидывались и еще у Пэт заняли.

— Я отдам, — пообещала Марийка, — знаешь же.

— Ты Пэт отдай, мы-то подождем.

Разговоры о самом важном и насущном, то есть беспорядочные выкрики и веселье, постепенно иссякли, все больше любопытных взглядов обращалось к Артуру. Столпившиеся на обочине люди не вызывали такого интереса. Скорее всего, потому, что в Ифэренн, как и на Земле, считалось дурным тоном демонстрировать любопытство в отношении тех, кто попал в беду.

— Это Артур, — сказала Марийка. — Да, это он. Знакомьтесь. Артур, это мои однокашники.

И пошла рассаживать людей в автобус.

Они все здоровались за руку, и парни, и девушки. Артур на Земле к этому так и не привык. Девушки, протягивающие руку, как мужчины. Нежная кожа, тонкие косточки, мягкие ладошки — какое тут может быть рукопожатие? Подержать в пальцах осторожно и отпустить. А еще на Земле так и не смог привыкнуть к мягким ладоням мужчин. Не держат они в руках оружия, не пашут землю, не знают рукомесел… Им и не надо. Но, пожимая им руки, чувствуешь себя странно.

Рыжую звали Кирой, вторую девушку, очень светлую блондинку, Царулой. Брюнет со стоящими дыбом волосами назвался Хади, парень, держащийся рядом с Кирой, представился Ирченом, а третий — Даниилом. Имена разных культур и национальностей, разные фенотипы, а компания одна. Особенности Ифэренн? Или университета, в котором училась Марийка?

Артур не знал, что именно она рассказала друзьям, но о том, что он дрался с вампиром и победил, рассказала точно. Потому что именно об этом его и начали расспрашивать, как только сочли, что достаточно знакомы, чтоб, не чинясь, задавать вопросы. Сама по себе история захвата упырями живых была интересна молодежи ровно настолько, насколько им пришлось посуетиться, отыскивая транспорт и деньги на аренду. Живущие на Трассе воспринимались обитателями княжеств как потенциальные жертвы вампиров и фейри, и не было ничего удивительного в том, что один из охотников за людьми совершил набег на Лугу. Кто не хочет оказаться в Песках, тот живет в княжествах. Хотя в жизни на Трассе есть свои преимущества: законы там проще, налоги ниже, и для предприимчивых натур есть много способов заработка, которые в княжествах не приветствовались.

В автобус они вошли уже после того, как все спасенные были рассажены. Для «Найзагая» нашлось место на корме, в отсеке, отведенном под велосипеды. О воде и еде никто не подумал, Артур попенял себе, что и он тоже не вспомнил о том, что надо бы пополнить припасы. Впрочем, чтобы людям попить, перекусить и прийти в себя, хватило и того, что отдали вампиры. А мягкие кресла, кондиционер и, главное, стремительно полетевшая под колеса Трасса — все это вместе действовало как отличное успокаивающее. Молитва была бы еще лучшим средством, но молиться здесь не умели.

Минут через пятнадцать после того, как автобус тронулся, к Марийке подошел один из старших, господин Себеста, высокий, темноволосый, лет сорока на вид. Хорошо одетый, хоть, конечно, после пребывания в фуре и двенадцатичасового перехода по Трассе одежду было только выбрасывать. Артур уже знал, что в Луге Себеста был мэром. После освобождения он сориентировался быстрее многих, присматривал за своей группой и за соседями. Но на контакт по собственной инициативе пошел в первый раз. До этого Марийка вытягивала Себесту на разговор так же, как остальных. Первым ни с ней, ни с Артуром не заговаривал никто.

Сейчас мэр посмотрел на нахохлившуюся, уставившуюся в окно Марийку и сказал:

— Счет за аренду автобуса и помощь господина Матиуса я оплачу сам, если вы не против.

— А? — Марийка перевела на него мрачный взгляд.

— Я оплачу счета, — повторил Себеста. — Спасать людей, ввязываясь в опасности, это в духе студентов, но деньги — это уже по нашей части.

— Да у нас есть… — начала Марийка, однако Хади с энтузиазмом перебил ее.

— Отличная мысль! Спасибо!

Себеста улыбнулся и вернулся на свое место.

— Будто мы сами не могли бы, — пробурчала Марийка.

— Она не поела, — сказал Хади Артуру. — Это хуже, чем ихнее ПМС. Хорошо хоть, что реже.

Артур молча кивнул. Хади не знал, и никто из друзей Марийки, похоже, не знал. Ну значит, пусть так и будет. Они уже через пару часов приедут в мотель, где Марийка сможет поесть, а остальные связаться с родственниками и знакомыми и вообще начать как-то устраивать свои дела. Да уж, можно только посочувствовать и Себесте, и остальным. Себесте в меньшей степени, он из тех, кто почти в любой ситуации выкрутится, еще и не без пользы для себя. А другие… народ на Трассе живет, конечно, крепкий духом и готовый к неприятностям, но в одночасье потерять все: крышу над головой, друзей, семьи, детей и родителей — это удар, от которого трудно оправиться. Жизнь нужно начинать сначала.

Сейчас об этом еще мало кто задумывается, любой расклад лучше, чем Пески и вечность в Песках. Но задумаются уже скоро.

Мотель назывался «Чата», он оказался невелик и к тому же полон постояльцев. Большинство тех, кому нужно было ехать через Ренатир, остановились здесь, пережидая, пока война закончится. Комнат на без малого пятьдесят человек не нашлось, расселились, как шли, пятерками. Важна была даже не крыша над головой, и не вода и еда вдоволь, а возможность сделать остановку. На некоторое время перестать двигаться и посмотреть вокруг.

Хотя Марийка не согласилась бы с мнением насчет еды. Она умчалась на кухню, едва автобус остановился. Не открой Матиус двери вовремя, выбежала бы сквозь дверь. Остальные понимающе переглянулись. Подшучивать над Марийкой они себе по пути не позволяли, однако к ее диете относились хоть и с сочувствием, но не без юмора. В больном желудке ничего смешного нет, но неспособность хоть сколько-то поголодать казалась им забавной.

Кира, сама любившая покушать, Марийке слегка завидовала. Она очень быстро набирала вес, который считала лишним, изводила себя диетами, злилась по этому поводу лишь немногим меньше, чем Марийка от голода, но, в отличие от Марийки, старательно злость скрывала. Сложно у женщин разум устроен. Не позавидуешь.

А ночь обещала быть суматошной.

Телефонные звонки, беготня, мгновенно разошедшиеся по мотелю слухи о том, что вампиры напали на Лугу. О том, что Луга — поселок на Трассе, быстро забылось, и нападение превратилось в из ряда вон выходящее событие. Оно таким и было, обитатели Трассы в отличие от жителей княжеств, понимали, что хозяева территорий обеспечивают их безопасность немногим хуже князей, и если б не война, Харир не рискнул бы напасть. Но в княжествах о Трассе сложилось свое представление.

Земусу стоило большого труда добиться того, чтоб Урмирта услышала его. Он слишком низко, она слишком высоко. Не так высоко, как сулэмы, тех Земус не дозвался бы никогда, но все же достаточно высоко, чтобы не сразу заинтересоваться его обещаниями. И достаточно высоко, чтобы справиться с Хариром и всей его стаей, заставить их делать то, что нужно Земусу.

— Итак, — уточнила Урмирта, — я направляю вампиров, а ты взамен отдаешь мне себя.

— Во временное пользование, — быстро напомнил Земус.

Он действовал через голову господина, и ему это не нравилось. Господину тоже не понравится. Обратиться к нему за помощью было бы проще, господин ближе к демонам ранга Урмирты, он попросил бы ее откликнуться, и она бы услышала. Но Земус не хотел, чтоб господин знал о том, как он упустил душу.

— Я тебе помогу, — сказала Урмирта.

Стоянка перед «Чатой» была забита автомобилями. Автобус, стоящий на краю, смотрелся как кит в стае дельфинов. Артур забрался на плоскую крышу над кабиной покурить, подумать, на небо посмотреть. Здесь его было не видно, а ему было не видно ничего, кроме неба. Нет, от людей Артур не устал, но ему задавали слишком много вопросов, и слишком много благодарили, а это было лишним: и вопросы, и благодарности.

Артур лежал на крыше, смотрел вверх, курил и думал. Небо в Ифэренн, белое, некрасивое, с темнотой обретало цвет и, чем ближе надвигалась ночь, тем насыщенней становились небесные краски. Голубое к вечеру, синее к началу ночи, к полуночи небо становилось бездонным темно-фиолетовым куполом, прекрасным даже без звезд. А потом, к утру, оттенки менялись в обратном порядке. Ради такого неба можно пренебречь ночевкой под крышей. Артур и пренебрег. Какая уж тут ночевка, если не спит никто, все мечутся и непрерывно о чем-нибудь говорят? В основном о Харире и о том, какое это чудо, что все спаслись. Может, и чудо. Артур любовался меняющим цвет небом и думал о том, где же обман? Что не настоящее? Белая плоская крышка, обитая изнутри ватой, в которую небо Ифэренн превращается днем? Или эта прозрачная ультрамариновая глубина, которая скоро станет ярко-синей, потом голубой, разнообразная и красивая, как земное небо? Где обман? Неужели это то самое место, которое он искал? Мир, которому нужен рыцарь-защитник, а не карающий меч? Бога не знают не только здесь, спасать людей доводилось не только здесь, драться один на один с чудовищами тоже приходилось не только в Ифэренн. Но нигде больше не было такого странного неба. И нигде небо не было так далеко.

Цель не в том, чтобы сделать небо ближе.

— Я должен сделать людей ближе к Тебе? — Артур произнес это вслух, потому что в вопросе был ответ, и ответ был решением. — Я сделаю.

Его молитву прервали крики со стороны дома. Захлопали двери. Зазвенело разбитое стекло. Погас свет во всех окнах, и с секундным запозданием потухли прожектора, освещавшие стоянку. Ни луны, ни звезд. На землю пала кромешная тьма. В этой тьме кричали люди. И кто-то стрелял. Пороховое оружие… звуки выстрелов сливались в один непрерывный, так что Артур не мог разобрать, из чего ведут огонь, не мог понять, сколько стволов. Не меньше десятка точно. Бесшумные белые сполохи. Два… нет, три. Проклятье, пульсаторов и одного-то много! Неужели война выплеснулась за пределы владений Рены и Глейса?

Артур выстрелил из «Перкунаса» по вспышкам дульного огня, больше не видно было ничего: ни теней, ни силуэтов. Один раз попал, превратил кого-то в столб мечущегося пламени, тот осветил стоянку, но среди тесно стоящих автомобилей все равно ничего было толком не разглядеть. И непонятно, почему не стреляют из дома. «Чата» была построена как форт. Это особенности архитектуры Трассы: закрой ставни, преврати окна в бойницы, запри дверь, и ты в безопасности. На какое-то время. Но с той стороны слышны были только голоса, кто-то кричал от страха, кто-то пытался отдавать команды, и ни одного выстрела. Окружающие здание вампиры, Артур был уверен, что это вампиры, вели не настолько плотный огонь, чтоб помешать отстреливаться, даже при открытых окнах. Так в чем же дело?

Спустя несколько секунд автобус изрешетили пули. Все условия для перестрелки, чтоб им провалиться! Он не видит ничего, кроме выстрелов. Его… снизу тоже не видно, но эти сволочи, они ж прыгают, как черти.

И точно. Следующие две очереди пришли сверху, разворотили крышу. Артур спрыгнул вниз, нырнул под колеса. Вовремя. В автобусе и над ним начали рваться гранаты.

Пока он опережал вампиров на полшага… следующую гранату кинут между колес.

Артур кувыркнулся, метнулся к ближайшей машине, едва успел укрыться за ней, как грохнуло, полыхнуло, — тяжеленный автобус приподняло взрывом. Машину, спасшую от осколков, прошили автоматные очереди, но Артур уже несся по стоянке к мотелю. Что бы там ни происходило, если люди все еще кричат, значит, они все еще живы.

Миротворец мог бы спасти. Его яркий свет ослепил бы нежить, не позволил стрелять. Но Миротворец приторочен к седлу байка, а байк стоит за автобусом, и добраться до него сейчас, представляя собой отличную мишень, невозможно. А Артур ведь и «Перкунас» бы с собой не таскал, если б не привычка не оставлять оружие там, где до него могут добраться. Миротворец никто не возьмет, а пульсатор-то запросто.

Он смог добежать до мотеля раньше вампиров только потому, что они отвлеклись на него. Узнали и почему-то сосредоточили на нем все атаки. Очередное чудо? Трудно предполагать, что Харир привел свою стаю только по его душу. Терять ему уже нечего, а тут такая добыча: беззащитные люди в беззащитном доме. Даже дверь не закрыта. Да что же здесь происходит?!

Артур влетел в распахнутую дверь, захлопнул ее за спиной и быстро запер на все засовы.

— Окна! — крикнул он в темноту. — Ставни! Опустите ставни!

— Где окна? — заорал в ответ чей-то плачущий голос. — Двери где?! Спасите!

Это было страшнее выстрелов и гранат. Потому что было необъяснимо.

— Ничего не вижу! Тут кругом стены! Где дверь?!

Артур тряхнул головой, прогоняя подступившую жуть. Он снова был отличной мишенью, стреляй кто хочешь, не промахнешься. Боевой коридор — кирпичная стенка, отделяющая входную дверь от холла, — осталась позади, и никаких укрытий, кроме стойки, не было. Стойка, правда, прочная, рассчитанная как раз на перестрелку. Времени не было, подумать можно и потом, а сейчас Артур вслепую метнулся через холл, перемахнул через стойку, щелкнул зажигалкой. Зажмурился на мгновение: глаза, привыкшие к темноте, резануло даже этим неярким желтым светом. Вот… пульт управления ставнями. Все тумблеры в положение «вниз»!

Вовремя, слава тебе господи, как же вовремя! Когда ставни опустились, в окна уже швырнули гранаты, но внутрь попала только одна. Грохнуло. Артур упал. Армированный пластик стойки принял на себя взрывную волну, свистом осколков взрезало воздух. По ставням оглушающе забарабанили пули, но… пока можно выдохнуть. Выдохнуть и попытаться понять, что происходит. Он нашел, где включается аварийное освещение. В холле неярко засветилось несколько синих длинных ламп, но оба коридора, в которые выходили двери номеров, остались темными.

Голос был слышен справа, не так уж далеко от арки, ведущей в холл. Что значит «тут кругом стены»? Кто-то не может выйти? Оказался заперт в номере? Но тогда голос звучал бы глухо, а Артур слышал его ясно и отчетливо.

— Вы там? — окликнул он.

Тишина в ответ. Ни стона даже. Неужели погиб? Но от взрыва гранаты никто не умирает сразу, мгновенно. Гранаты — немилосердное оружие.

— Я где-то, — услышал Артур. — Где я? Спасите! Выпустите меня отсюда!

Недоумевая, Артур пошел на голос и через пару шагов увидел того, кто с ним говорил. Один из постояльцев, коммивояжер, дожидавшийся, пока можно будет проехать через Ренатир. Немолодой мужчина по имени Фидель Рамирес, больше похожий на ковбоя из любимых Альбертом вестернов, чем на продавца бытовой химии. По первому взгляду он показался Артуру человеком не слишком серьезным, но определенно смелым: в одиночку ездить по Трассе, полагаясь только на свой автомобиль и пистолет, — это требует характера. Сейчас, однако, поведение Рамиреса было необъяснимым. Вытянув перед собой руки, он мерил шагами пространство вдоль стен коридора, замирал у выхода в холл, словно наткнувшись на что-то, разворачивался и шел в другую сторону. Как будто был заперт…

Здесь кругом стены?

— Что с ним? — спросил Артур, глянув в низкий потолок. — Помоги мне…

Он мог развеять наваждение, будь оно наведено на него. Но этот человек, как и все здесь, не верил в Господа, верил лишь в демонов-князей, почитал их как богов и не принял бы помощь своего Создателя просто потому, что не поверил бы в нее.

— Ты меня слышишь? — Артур подошел к Рамиресу так близко, что, сделав разворот, тот неминуемо наткнулся бы на него.

— Слышу… выпусти меня отсюда! Открой дверь! Тут должна быть дверь! — Рамирес прошел по коридору на несколько шагов дальше, чем раньше. Как будто стена, видимая только ему, отодвинулась. А он соответственно ушел от Артура.

— Ну хватит! — чувствуя, что ему снова становится жутко, Артур протянул руку, схватил бедолагу за локоть и дернул к себе. Хуже точно не будет.

Хуже не стало. Рамирес ударился об него. Вытаращил глаза и… убрал в кобуру пистолет. Шут знает когда успел его выхватить. Артур и исчезновение-то оружия едва сумел заметить. Шустрые здесь коммивояжеры, страшно представить, каковы сборщики налогов.

— Ты? — Рамирес огляделся. — Коридор? Что это было?

— Да хрен знает. С остальными то же самое? — Артур слышал крики о помощи, вспоминал план мотеля и пытался сообразить, кого в каком порядке спасать. Только не знал от чего.

Мгновение Рамирес молчал, потом вспыхнул фонарик.

— Я посвечу. Я никого не видел с момента, как… началось. — Что началось, Рамирес не знал, момент для себя определял по появлению вокруг стен, которых не должно было быть. — Что снаружи?

Снаружи в двери начали размеренно бить чем-то тяжелым. Поджигать дом вампиры не станут, они боятся огня, но рано или поздно избавятся от вкопанных в землю перед дверью бетонных блоков и тогда вышибут дверь автомобилем. Или одним из блоков. Вполне возможно, как раз им сейчас и долбят. Силы-то у них немерено. Терпения не всегда хватает, на это вся надежда.

— Они с ума сошли? — Рамирес пошел по коридору вслед за Артуром, светя фонариком под ноги. Главное он понял: нужно держаться поближе, тогда чары не действуют. — Сюда в любой момент прилетит стая Пайсара.

Хозяин этого тийра. Его бойцы должны защищать людей на своей территории, а боевых стай у Пайсара не одна и не две, хватит на всех тридцать мертвяков Харира. Если только Пайсар узнает, что здесь происходит.

— Кто-нибудь вызывал подмогу?

Артур открыл дверь одного из номеров. Отсюда тоже звали на помощь. Кричала женщина. Она не увидела света фонарика, слепо водила перед собой рукой, делала пару шагов вперед и отступала, наткнувшись на какое-то препятствие. Знакомое зрелище. Рамиреса передернуло. Другой рукой женщина держалась за ремень мужчины с помповым ружьем, чтобы не отходить слишком далеко и чтобы всегда знать, куда вернуться. Всего в двух шагах от них парень-подросток и девчонка, года на три помладше, метались каждый в своем тесном пространстве, почти сталкиваясь и все же не видя друг друга.

— Нагаревы, — еле слышно прошептал Рамирес. — Алла и Илья… Как детей звать, не помню.

Артур понял, что помповик будет разряжен в него, как только его увидят. Слишком им страшно.

— Рамирес, на пол.

— Понял.

Несколько шагов вперед. Дождаться, пока женщина, в очередной раз наткнувшись на стену, отступит обратно к мужу… Сейчас!

— На пол!

Артур прыгнул, локтем прижал к себе ствол ружья, другой рукой, ребром ладони, наискосок, ударил мужчину в бицепс. Длинное оружие — готовый рычаг: помповик легко вывернулся из потерявших подвижность пальцев.

Женщина вскрикнула. Мужчина без лишних слов засветил Артуру в челюсть. Не попал, но… до чего ж они резкие тут все. Подоспел Рамирес с фонариком: два шага, разделившие его и Артура во время прыжка, оказались недостаточным расстоянием, чтобы коммивояжер снова подпал под морок. Пока эти трое узнавали друг друга и объяснялись, Артур вытащил обоих детей.

— Я спросил, — заговорил он, прерывая поток воодушевленных «хвала Луне!», — кто-нибудь вызвал помощь?

Выяснилось, что ни Рамиресу, ни Нагаревым это в голову не пришло. Вполне объяснимо. Оказавшись запертым в неизвестно откуда взявшихся четырех стенах, почти любой начнет метаться в поисках выхода, а не звонить в службу спасения. При пересечении границ на Трассе телефон стай быстрого реагирования каждой новой территории автоматически становится первым в списке контактов, но… это ведь еще вспомнить надо. Артур вот не вспомнил. Свой телефон он отключил, еще когда ушел с Земли, но пульт коммуникатора на стойке смотрел прямо на него, и номер дежурного на пульте высветился сразу, как только были опущены ставни. Нажми кнопку и сообщи о проблеме. Так ведь нет.

— Возвращаемся в холл, — скомандовал он, — помощь запросим оттуда, и места там больше. Потом вы останетесь, а я пойду за остальными.

Оборону, если что, тоже лучше держать в холле. В мотель иначе как через дверь не попасть. Если морок вернется, то на оборону можно не рассчитывать, но пока что он не возвращается.

Они успели выйти из коридора как раз вовремя, чтобы увидеть, как к дверям, отталкивая друг друга, бегут сразу двое. Две женщины, перепуганные до полусмерти. Они увидели дверь, увидели выход и думали только о том, чтоб вырваться на свободу. Вампиры снаружи притихли. Ждали.

— Стоять! — рявкнул Артур.

На мужчинах такой тон работает лучше. Но женщины все-таки остановились. И изумленно вытаращились на всю компанию.

— Алла? — неуверенно спросила одна.

— Мелисса! Ольга! — Нагарева обогнула Артура, бросилась к женщинам: — Слава Луне! Как вы? Целы?

Что ж, к дверям они прорваться больше не пытались, ранены не были, значит, все в порядке. Артур вернулся к стойке, вышел на связь с дежурным Пайсара, доложил обстановку. Услышав о том, что мотель атакует стая Харира, дежурный утратил дар речи. О Харире в Пайсартире уже были наслышаны: с вечера только о нем все разговоры, все письма, все звонки и по Трассе, и в княжества. Новости здесь быстро расходятся. Но поверить в то, что вампир, которому сейчас нужно было сломя голову нестись в Пески в поисках хоть какой-то защиты от Глейса, вместо этого снова напал на людей, оказалось слишком сложно.

— Стаи выезжают, — сообщил наконец дежурный. — Командиры Чероки и Ласка. Но ты что-то путаешь, парень. Это не может быть Харир, это вас духи накрыли.

— С автоматами, — буркнул Артур. — Не вопрос. Они всегда так делают.

Он дал отбой, все равно дальнейший разговор не имел смысла. Дежурный сейчас обдумает все еще раз, придет к выводу, что фейри и огнестрельное оружие несовместимы, и свяжется с Чероки и Лаской и уточнит, что на мотель напали все-таки вампиры. Больше от него ничего и не требуется. Артуру стало интересно, а как мертвяки поступают в случае нападения фейри? Те ведь огнестрельным оружием не пользуются не потому, что не могут, а потому, что считают его малоэффективным, и небезосновательно считают. Им и «Перкунас» не оружие, а так, трубочка для жеваной бумаги. Так что вампиры могут с ними сделать?

Самое время задуматься о том, что он вообще знает о вампирах? О фейри — до хрена, больше, чем самому хотелось бы, и в основном практика, а не теория. А мертвяки? С ними повоевать почти не пришлось, в Единой Земле тоже преобладали фейри, а на Земле вампиры с людьми сосуществовали довольно мирно. Да и Артур, оказавшись на Земле, изменил к ним отношение. А здесь в итоге столкнулся с врагом, о котором, как выяснилось, почти ничего не известно.

— Останетесь здесь, — сказал он Рамиресу, который подошел узнать, что делать дальше. — Я пойду собирать остальных.

— А если опять начнется?

Артур покачал головой:

— Не начнется.

Как будто в опровержение его слов, дверь снова содрогнулась под мощными ударами. Мелисса вздрогнула, попятилась к стойке. Ольга и Алла многозначительно на нее посмотрели, мол, вот, а ты хотела эту дверь открыть. Алла-то ладно, но Ольга и сама бежала к той же двери. С той же целью. Вот кто их поймет, этих женщин?

Артур закрыл глаза, выкинул из головы женщин, недоумение, удары в дверь, вопросы насчет вампиров… ничего не важно, ничего не имеет значения, потому что единственное настоящее — это то, что происходит сейчас.

Он попросил помощи и услышал ответ.

В тусклом свете аварийных ламп сияние было ясным, такого насыщенного золотого цвета, что казалось теплым, как…

Как что?

Ни у кого из собравшихся в холле людей не нашлось ответа на этот вопрос, но все они переглянулись, недоуменно и ищуще, потому что слово требовало, чтоб его произнесли. Его не было, этого слова. Никто здесь не знал его. Но золотой свет, разлившийся от склонившего голову Артура, заставлял людей снова и снова мучительно перебирать все, что они помнили ясного, яркого, живого… перебирать бесполезно и бессмысленно, потому что они не знали солнца, никогда не видели ни звезд, ни синего неба, ни ярких радуг. Это было больно, искать и не находить, это было почти мучительно. Если бы Артур знал, что чувствуют, глядя на него, спасенные им люди, он был бы доволен. Потому что вот так: искать, не находить, но искать снова и снова, пока, в конце концов, не случится невозможное — так начинается путь к Богу. Но Артур просто молился, просто просил защитить тех, кто ему доверился. Это сильные люди, сильные и смелые, они помогают друг другу в беде, они готовы драться за себя. Хорошие люди. Они не знают Бога, но Бог все знает о них.

Дальше было проще. Наваждение пропало, постояльцы обнаруживали себя в темноте, но, по крайней мере, в знакомой обстановке. Никаких стен, никто не замурован заживо, вот двери в коридор, вот перепуганные, но целые и невредимые соседи в коридорах. Рамирес и оба Нагаревых, отец и сын, пошли по мотелю объяснять, что происходит, успокаивать. В темноте замелькали фонарики, засветились огоньки зажигалок. Не хватало светящихся экранчиков телефонов и коммуникаторов, но тут уж ничего не поделаешь, по необъяснимым причинам молитва выводила из строя тонкую технику, в которой была хоть капля магии.

Марийки и ее компании не обнаружилось ни в одном из номеров. Артур по этому поводу решил пока не беспокоиться. Если б Харир захватил Марийку, он дал бы об этом знать. А раз никаких попыток шантажа не было, значит, она пока в безопасности. Хочется верить, что остальные тоже.

В холле все не поместились, но окна половины номеров тоже выходили на стоянку перед мотелем, и к бойницам, прорезанным в стальных ставнях, очень быстро встали мужчины и женщины с оружием. Суровая жизнь на Трассе. Что бы местные ни говорили о защите правителей, а в княжествах-то, пожалуй, отправляясь в поездку, дама лучше возьмет с собой еще одну косметичку, чем пистолет. Да и мужчина предпочтет не перегружать багаж помповиком или карабином. Перестрелка, впрочем, закончилась, едва начавшись, потому что к стоянке, залив ее ослепительно-ярким светом «люстр», подлетели броневики.

Группы Чероки и Ласки подоспели вовремя.

Артур хмыкнул. Он подумал о том, что кроме пистолетов и карабинов у большинства запертых в мотеле людей есть, пожалуй, еще и страховка на случай повреждения автомобиля в перестрелке. По крайней мере, хотелось верить, что она есть. Потому что крупнокалиберные пулеметы и скорострельные пульсаторы броневиков творили на стоянке страшное. Что там оставалось от укрывшихся за автомобилями бойцов стаи Харира, лучше и не думать. В огненном аду, в черных клубах дыма, пронизанных осколками, снарядами, разлетающимися обломками автомобилей, не уцелели бы даже самые старые и могущественные вампиры.

Если, конечно, забыть о недавнем неприятном открытии.

— «Ты ничего не знаешь о вампирах», — напомнил себе Артур.

Он думал о Марийке. С этими мыслями сложно было справиться. Слишком сложно.

— Ты командир, — сказал Артур Рамиресу. — Запри за мной дверь. Оставайтесь здесь, пока Чероки или Ласка не скажут, что можно выходить.