Юлия Фирсанова

Рыжее братство. Возвращение

 

 

ГЛАВА 1

Как сходят с ума

 

«Интересно, как сходят с ума и способен ли человек заметить, что он уже за гранью нормальности, конечно, если у этой самой нормальности можно выделить четкую грань? Вот тут ты адекватно воспринимаешь реальность, а шаг в сторону, прыжок на месте — и можешь получать справку «псих-самовзвод», а к ней билет в палату с мягкими стенами!» — размышляла я, сидя на подоконнике в комнате и вспоминая разговор с Галкой.

Сидение на подоконнике, оговорюсь сразу, к свежим аномалиям не относилось, туда я забиралась частенько, чтобы с комфортом подумать. Ну нравилось мне это местечко, и все тут!

Подруга — она на то и подруга, чтобы говорить все начистоту, даже если слушать и слышать ни черта не хочется. Вот и поговорили. О чем? Да все на тему, которая занимала меня уже три недели, — мое путешествие в другой мир. Не на тот свет, все эти коридоры и свет в конце тоннеля вкупе с «неповторимым духовным опытом» пусть другие описывают, коль испытать довелось, я про натурально другое или казавшееся мне таковым совершенно реальное измерение. Тот мир, где я провела несколько восхитительно насыщенных дней, повидала столько интересного и волшебного, да и сама творила истинную магию рун, а еще видела самых настоящих эльфов!

Да, были опасности и боль, куда же без них, меня даже пытались убить. Но какими мелкими показались все эти неприятности по сравнению с тоской по оставшимся по ту сторону реальности безумно мне дорогим людям и нелюдям. Рыжий ворюга, обаятельный Лакс, от одной кривоватой ухмылки которого сжималось сердце. Невозмутимый с виду и непробиваемый, как бронетранспортер, персональный телохранитель Кейр. Непоседливый малютка-сильф Фаль и проказливый жеребец Дэлькор. Как же я безумно по ним скучала, даже по невозможному хулигану-коню…

Путешествие, занявшее, по моим личным часам, несколько дней и уложившееся в считаные секунды по времени Земли, оборвалось внезапно, по прихоти незримых и могущественных созданий, волею которых оно, собственно, и началось. Я вернулась назад, в ту же точку пространства, спустя несколько секунд после исчезновения, лишившись практически всех материальных доказательств путешествия. Теперь у меня не было ничего, кроме памяти и приставшего к коже летнего загара.

Честно говоря, не знаю, поверила бы я Галке, если бы она выдала историю вроде приключившейся со мной, потому и не разобиделась смертельно, когда решила поведать ей обо всем и по завершении повествования услышала следующее:

— Ну ты даешь! Складно и занимательно врешь! Может, тебе в писатели податься, коль ты только из-за того, что в солярий тайком от меня смоталась, такую историю забабахала?! — оценила Галка мои старания, тряхнув светло-золотистой гривкой волос с пепельными перышками. — Правда, с рунами слишком заумно вышло, подправь! Их ведь только ты годами наизусть зубрила, широкие массы не поймут, это я тебе как представитель общественности говорю!

— Не веришь, — констатировала я, машинально куснула ноготь, но тут же, спохватившись, убрала руку. Вреднющая детская привычка никак не хотела исчезать окончательно, стоило попсиховать, и палец тут же оказывался около рта.

— Да кто ж в эти истории верит, Ксюх? — искренне удивилась Галка. — Ну может, эти ролевики, которые у нас по парку в плащах и с деревянными мечами рассекают, вопя при этом истошно: «Да здравствуют Гэндальф Серый, Арагорн и Фродо! Смерть Темному властелину Мордора!» Так мы ж с тобой всегда над ними ржали. Чем бы дите ни тешилось, лишь бы не вешалось. Книжки-сказочки хороши, чтобы мозги отдыхали, а если верить в них начнешь, и правда с катушек слететь можно! Ну пошутила — и хватит! Пошли лучше до кафешки прошвырнемся. В «Маслине», Светка рассказывала, теперь круто, или в «Кофеек» завалим, там такой штрудель подают, пальчики оближешь. Парней посимпатичнее подцепим, или ты Димке, а я Максу звякну, и вместе в киношку наладимся. С Крузом боевичок новый со среды в прокат запустили. Тебе ж еще с «Интервью» Томчик нравился! Пошли, ты чего-то в последнее время сама не своя! А-а-а! Знаю! Книжку обдумывала да на мне, как на кошечках, проверить вздумала. Только я тебе посоветую: побольше да поподробнее о любви напиши! Знаешь, классно будет, если в эту девицу не только вор, но еще эльфийский князь и телохранитель влюбятся!

— Выйдет настоящее пособие по групповому сексу, — мрачно подытожила я, зная тягу подружки к чтиву позабойнее, со вкусом клубнички, вроде творений незабвенной Лорел. Уже ни на что не рассчитывая, спросила снова:

— Значит, не веришь?

— Не-а, но выдумано здорово! — одобрила Галка. — А если хочешь, чтобы верили, надо не за фантастику, а за детективы браться. Верное дело! Вон какими тиражами Донцова, Устинова да Полякова выходят! А ты глупее, что ли?

Спорить, доказывать, настаивать на своем только для того, чтобы убедить трезвомыслящую подруженьку, что Ксюха окончательно съехала с катушек и все глубже и безнадежнее погружается в мир иллюзий, я не стала. Забила на откровенность с Галкой и ни о чем потустороннем больше не болтала. Зачем? Честно сказать, мне была не нужна чужая вера, мне требовалось вернуться назад, а сочувственные охи-вздохи этому не способствовали. Но самым хреновым оказалось то, что никто и ничто мне не могли помочь. От осознания этого факта хотелось выть волчицей, крушить все подряд, как Кинг-Конг. Я чувствовала себя попугайчиком Кешей из мультика в тот самый момент, когда его, вольную птицу, засадили в клетку под замок, и бедолаге осталось только трясти прутья и вопить: «Свободу попугаям!»

Я тоже пыталась орать на потолок, стены и пол, тщетно упрашивая и матеря создания, благодаря коим состоялось мое путешествие, но отозвались только соседи снизу, естественно, звучными ударами по батарее, настойчиво предлагавшими мне поумерить пыл. Я даже сходила к экстрасенсу, но, едва тот заладил про венец безбрачия и сглаз, плюнула жулику в физиономию и ушла, громко хлопнув дверью. Больше у «знатоков» тонкого мира спасения не искала, зато самостоятельно облазила все считающиеся аномальными места в нашем городе и пригороде. Список включил в себя:

— Три кладбища. Там на меня смотрели с сочувственным подозрением, как на потенциальную самоубийцу. Пришлось вешать лапшу на уши о поисках могилки прабабушки.

— Пещеры в Алесинке. Я промочила ноги и перемазалась как поросенок в апрельской грязи, но не приобрела ничего, кроме насморка.

— Круг камней на окраине парка, то ли остатки чего-то и в самом деле древнего, то ли остов долгостроя, где, по слухам, любили тусоваться неприкаянные души, семафоря случайным прохожим неясными огнями. Там я напоролась на развеселую ораву старших школьников, отмечавших какое-то событие с пением под гитару и пивом. Вырваться удалось только после «посошковой».

Во всех этих местах я пыталась использовать собственноручно составленное из рун заклятие открытия врат между мирами и перемещения, тщательно вырисованное на листке формата А-4. Ясен пень, ничего не вышло! Последним актом отчаяния стало художественное оформление в рунном стиле напольного зеркала в прихожей. Масляной краской провонял весь коридор, эффект же, не считая восторженного вопля Галки: «Я хочу такое же! Только красным! Когда нарисуешь?» — опять оказался равен нулю.

Сны мои были смутны, как и явь, только тоска в них была гораздо острее, потому что снилось, как зовут меня Лакс, Фаль и Кейр, как отчаянно, будто плача, ржет Дэлькор…

Честно признаться, на меня стали накатывать не только тоска, с каждым днем становившаяся все острее, но и безнадежное отчаяние черной мысли: «А что, если я никогда не смогу вернуться?»

Я даже (о ужас!) начала писать стихи, вернее, они, негодные, вздумали писаться через меня. Строчки крутились в голове, долбились и не желали оставлять в покое, пока не оказывались на бумаге. Торопливо черкая, записывала и прятала их подальше в стол, чтобы, не дай бог, кто из друзей не напоролся на сие графоманское убожество, посвященное душевным страданиям. Наверное, будь я стоящим поэтом, на почве столь сильных душевных переживаний могла бы родить гениальные шедевры.

Но как бы плохо мне ни было, я не могла прекратить метаться в поисках выхода и решить для себя: «Все это игры воспаленного воображения, перекормленного дурацкими книжками, плюс комплекс нуждающейся в признании самолюбивой девчонки, никаких Лакса, Фаля, Кейра, Дэлькора нет и не существовало, как и не происходило никакого путешествия в «другой мир»!» Это было бы настоящим предательством не только и, возможно, даже не столько друзей (кто знает, как они восприняли мое исчезновение!), сколько самой себя. Слишком яркими и полновесными оказались мои воспоминания, к тому же имелось пусть маленькое, зато вполне реальное доказательство пребывания в ином мире — загар. Настоящий летний загар, не ровный слой пигмента, «вынесенный» из солярия, а тот самый, естественный, который ни с чем не спутаешь, заработанный под солнцем и ветром. Эта хрупкая ниточка удерживала меня над бездной безумия. Отказаться от мечты только потому, что я пока не могу найти путь к ее исполнению, — ни за что!

Я собиралась продолжить поиски, а слезы, капающие из глаз словно сами по себе, были не в счет. Минуты слабости имеются у каждого, особенно в такие пасмурные и унылые деньки, как сегодня. Даже не верится, что начало мая на дворе. Может, у Весны шизофрения и она возомнила себя Осенью? Я решительно соскочила с подоконника, потерла отсиженную филейную часть и решила выбраться в магазин. Надо было купить чего-нибудь пожевать и вытрясти скорбные мысли из головы. Шопинг — типично женское средство от депрессии.

Заглянула в кошелек, потом на полку с заначкой. Н-да-а, денег до следующих родительских вливаний и собственного «конвертика за репетиторство» оставалось негусто, но позволить себе пачку мюсли, батон вредного для фигуры (всегда на это плевала!) белого хлеба, пачку масла, кусок сыра, пакет молока, макароны-трехминутки, чуток колбаски, яйца и сосиски я вполне могла. Закупив все, можно было бы не ходить за продуктами целую неделю.

Это у Галки в полном семействе из бабки, дедки, мамки, папки и пары братьев продукты из холодильника испарялись с космической скоростью. Не успеешь притащить три сумки (две в руках, третья в зубах!), как опять шаром покати. Мужики жрали, словно кони, обидно только, что не сено. Им все больше мясо подавай, хотя, думаю, если бы в холодильнике осталось только сено, смели бы и его. Но что самое странное, особенно здорово пропадало у них в доме молоко.

Когда бы ни заглянула к подружке, вслед непременно неслось: «Не забудьте купить молока! Два, нет, три пакета!» Куда девался этот продукт, не понимали не только гости семейства, сама Галка тоже не могла отыскать отгадку. Может быть, кто-то по ночам, возомнив себя Клеопатрой Египетской, в молоке купался исключительно с косметическими целями? Или я не там аномальные места искала, надо было первым делом к подруге наведаться и попробовать колдануть?

Краткий приступ уныния миновал. Ничего! Мы еще поборемся! Привычно показала язык собственному отражению в разрисованном рунами зеркале. А декор и в самом деле стильный получился! Наскоро причесала волосы, влезла в растянутые на коленках, дырявые и потертые джинсы, удобные, модные, хоть не идущие ни в какое сравнение с эльфийскими шмотками, натянула футболку с прикольным рисунком: тремя качающимися в гамаке котятами. Мазнула по губам помадой, завязала шнурки на кроссовках, застегнула молнию кожанки и, хлопнув дверью, вылетела на площадку.

Нажатие кнопочки вызвало гул, стук, лязг и погромыхивание в шахте. Бинго! Лифт работал! Старая, ремонтированая-переремонтированая железяка поползла ко мне на восьмой этаж. В принципе я не слишком сетовала, когда кабинка в очередной раз ломалась. Вот соседям Семенчиковым с младенцем и собакой — парочкой громогласных иждивенцев, в равной мере нуждающихся в регулярных прогулках, и впрямь приходилось тяжко. Вместе с ребенком нужно было каждый раз волочь коляску, а вместе с псом нестись вприпрыжку вниз, ведь животине не объяснишь, что лестница — это еще не улица, — и на ступеньках справлять нужду никак нельзя.

Дверь в квартиру Семенчиковых щелкнула одновременно с громыхающими створками лифта. Я вошла, пальцем утопила кнопку блокировки дверей и крикнула:

— Жду!

— Спасибо, Ксюша! — Пыхтящий как паровоз толстый диабетик Паша — отец семейства и куда более стройный, роняющий слюни ротвейлер Степа (для любителей родословных и выставок Степандорино Ричардино Вуачард-третий) втиснулись в лифт.

Пес тут же разулыбался, завилял коротким обрубком хвоста и моментально обслюнявил мне руку. Я потрепала лобастую голову. Все-таки характер собаки зависит не только от генетической составляющей! Прав Макаренко, воспитание в коллективе — мощный фактор. Вот Степа добрейшей души человек, нет, все-таки собака, хоть и должен быть машиной-убийцей, а беспородная шавка Эльвира — помесь мопса с болонкой, живущая у старой доносчицы и интриганки с первого этажа, — злобная, брехливая тварь, так и норовящая вцепиться в лодыжку.

— Что ты печальная в последние дни, вот осунулась даже. С парнем поссорилась? — сочувственно вздохнул Паша, проявляя сердечность, свойственную многим полным людям, не умеющим драться и быстро бегать.

— Нет, не поссорилась, нам просто расстаться пришлось, он далеко сейчас, — ответила, предпочтя частичную правду откровенному вранью.

Зачастую куда удобнее сказать полуправду, чем выкручиваться и уверять, что у тебя все о’кей. Особенно если спрашивают искренне, сочувственно, а не гонятся за свежей сплетней.

— Это ничего, зато встреча веселей будет, — подбодрил сосед. — Вот я Маришку свою когда из командировок встречал, сердце от радости выскакивало!

— Ага! — энергично кивнула, выскользнув из лифта.

Свежий ветер на улице моментально подхватил мои волосы, норовя вырвать из хвоста отдельные прядки и придать прическе «креативный» вид. Небу, похоже, такое безобразие пришлось не по нраву, приглаживая шевелюру, брызнул дождик, но перестал быстрее, чем я успела отругать себя за то, что вышла без зонтика.

Как хорошо, что маленький продуктовый магазинчик находился в соседнем подъезде. Когда его только открывали вместо давным-давно загнувшейся парикмахерской, бунтовал весь дом, опасались шума при разгрузке и бессонных ночей по вине горланящих песни под окнами любителей «заложить за воротник». Писали петиции во все инстанции — от ЖЭУ до президента, вызывали комиссии, получали отписки и возмущались, только митингов не устраивали, а своей правоты не доказали. Может, и не были правы, а может, власть пошла на поводу у коммерсанта.

Владелец магазинчика «Лидия» Макар Васильевич, терпеливо выслушивавший все вопли старушек на общих собраниях (я бы ему уже за одно это памятник поставила!), на свои средства сделал косметический ремонт всех четырех подъездов, выложил вокруг дома новый асфальт, посадил кусты сирени, рябину, поставил урны. Думаю, потратился Макарыч изрядно, но народный гнев мало-помалу перерос в любовь.

У жителей отпала необходимость таскаться в супермаркет, расположенный через квартал, где продукты часто бывали с душком или на исходе срока годности. Теперь мы отоваривались у Макара, да еще из соседних домов народец захаживал. Юркие, смешливые и вежливые девушки-продавщицы порхали по магазину как бабочки, норовя угодить каждому покупателю. Те, особенно неизбалованные сферой обслуживания пенсионеры и люди среднего возраста, таяли и покупали впятеро больше запланированного.

На ступеньках магазина под просторным козырьком скучал и поскуливал от полноты чувств щенок эрдельтерьера, привязанный за длинный поводок к фигурной решетке перил. Карие глаза были полны беспросветной тоски, черная шерстка на спинке серебрилась мелкими капельками влаги. Эдик, кобелек Ленки из соседнего подъезда, моей приятельницы по давним играм в песочнице, ждал хозяйку.

— Привет, приятель, скучаешь? — обратилась к малышу.

Унюхав знакомую, Эдик приободрился и заходил вокруг, обвивая меня поводком, я запрыгала, пытаясь выпутаться из ремешка. Песик окончательно развеселился, залился задорным лаем и так увлекся новой забавой, что не сразу заметил, как вернулась вероломная владелица. Ее пожарно-красную куртку первой узрела я. Ленка, нагруженная объемным пакетом, только языком цокнула и посетовала:

— Эх ты, верный друг и сторож! Чем же она тебя купила, сухариками или колбасой?

За соленые сухарики Эдик и правда готов был отдать собачью душу, ибо обожал их до самозабвения, а колбасу, если, конечно, она правильная, а не туалетная бумага пополам с опилками, не только зверюшки любят. Вступившись за собачью честь, я объявила:

— Никаких сухариков и колбасы! Чего я, по-твоему, совсем с катушек съехала — в магазин продукты носить стала, вместо того чтобы их оттуда вытаскивать? Твой пес мне просто бескорыстно рад, в отличие от меркантильной хозяйки он способен на альтруистические поступки!

— Ладно, ладно, Ксюх, не злись. — Ленка поняла меня по-своему и, вытащив из кармана сотню, протянула. — Вот, спасибо, и извини, завертелась, забыла, с кем не бывает. Возьми!

— Это чего, взятка? — непонимающе нахмурилась я.

— Здрасте, приехали, — фыркнула Ленка, засовывая пакет под мышку и перехватывая поданный мною поводок. — Сама ж на позапрошлой неделе мне сотню дала, когда мне на пельмешки и масло не хватало. Забыла?

— Забыла. — Я пожала плечами, приняла денежку и засунула в карман. Никогда не вела скрупулезного счета деньгам, отданным друзьям и знакомым. Крупных сумм у меня сроду не водилось, а мелочовку народ отдавал и так. Чего ж дергаться и нудить? Не голодаю, и ладно, как смогут — вернут, будет приятный сюрприз.

— Так что ж ты сразу не сказала, что забыла, я б тогда и отдавать не стала! — шутливо возмутилась приятельница.

— Ха, не стала бы! — фыркнула я. — Не клевещи! Тебе бы непременно перед Эдиком совестно сделалось!

Ленка взглянула на бегающего между нашими ногами счастливого щенка и согласилась почти серьезно:

— А ведь права! Ну ладно, Оса, бывай! Мы побежали домой, пока Макс Кешу с голодухи не схарчил.

Максом звали второго мужа Ленки, а Кешами всех попугаев, которых соседка заводила на своем веку. Честно признаться, которым был по счету данный экземпляр, я бы не смогла ответить и под дулом пистолета.

— Попугайчика жалко, поторопись, — бросила уже вслед подруге, та подавилась смешком, а Эдик весело тявкнул, то ли тоже сочувствуя птичке, то ли просто радуясь жизни.

Дверь магазина раскрылась, впустив меня и выпустив парочку занятых собой говорливых бабулек в сопровождении пожилого кавалера. Дедуля придержал створку не только для своих спутниц, но и для меня, сопроводив сие действие церемонным кивком. Я улыбнулась седовласому джентльмену и поблагодарила:

— Очень признательна!

Тот приподнял черную фетровую шляпу.

Покупателей в субботний денек было достаточно. Но одна из продавщиц, Олеська, вечно экспериментировавшая с цветом своих волос (сейчас она была ярко-розовой с зелеными перышками), махнула рукой. Я заспешила к прилавку.

— Как тебе причесон? — вместо «здравствуй» нетерпеливо спросила девушка.

— На себе я бы такое лишь в страшном сне вообразить смогла, а тебе идет, — ответила дипломатично. — На фламинго похоже!

Чистые серо-голубые глаза Олеськи заволокло облачко дум, девушка явно не знала, что такое фламинго, поэтому никак не могла сообразить, оскорбляю я ее или делаю комплимент. Пока у девчонки что-нибудь внутри не переклинило, пояснила:

— Это птица такая, красивая и романтичная, про нее еще Алена Свиридова пела, помнишь: «Розовый фламинго, дитя заката…» — Я намурлыкала мелодию.

— А, точно! — разулыбалась приятельница, контакты перестали искрить. — Так тебе чего?

Принялась перечислять, попутно достав из кармана джинсов четыреста пятьдесят рублей.

Олеська зашустрила по магазину, собирая мой заказ в бесплатный пакет с символикой торговой точки. (Это нововведение нашим бабулькам очень нравилось, и, чтобы получить побольше прочных пакетов, они ходили в «Лидию» по несколько раз в день.) Потом наманикюренные розовые пальчики Олеськи (вот по части маникюра я ее точно переплюнула, сейчас, например, мои ноготки были черного цвета с красными и зелеными звездочками!) застучали по клавишам кассы, и девушка выдала:

— Четыреста сорок восемь семьдесят!

Я протянула заготовленные купюры, Олеська завистливо вздохнула:

— Опять все точно рассчитала, а я вот весь день у кассы, а хоть убей, никак не могу прикинуть на глазок, что сколько стоит, когда сама за покупками отправляюсь!

— Рассчитывай не рассчитывай, а если тугриков нет, взять их неоткуда что мне, что тебе, — философски отметила я.

— Это верно, — снова блеснула улыбкой Олеська и, подмигнув, таинственно шепнула: — Между прочим, в подсобке миндальное печенье и трюфели еще не распаковывали! Тебе отложить, возьмешь?

— Искусительница, — томно простонала я и, не в силах устоять перед тающим во рту наисвежайшим лакомством, выложила на прилавок Ленкин должок. — Накидай на все!

Олеська юркнула в подсобку и вернулась с парой небольших свертков, сунула их в отдельный пакет, взвесила, потом бросила сверху на уже собранные продукты. Получив сдачу семь копеек, я сгребла продукты и, махнув продавщице рукой, направилась к выходу. Сзади, буквально в нескольких сантиметрах за моей спиной, кто-то громко фыркнул.

Я подскочила от неожиданности, едва не рассыпав по полу весь продуктовый набор, обернулась и икнула от неожиданности. Прямо на меня смотрела хитрая морда Дэлькора. Конь, рыжий хулиган с черным фингалом под глазом, стоял посреди магазина, тело по контуру светилось искристым сине-зеленым цветом, а вокруг и… сквозь него как ни в чем не бывало сновали люди.

— Забыла чего? — крикнула Олеська.

— Нет, на тебя еще разок посмотреть решила, фламинго, — помотала головой, в которую только что, подняв дыбом волосы, забрела жуткая мыслишка: «А что, если я все-таки сумасшедшая?»

В магазине стояла лошадь, моя лошадь из другого мира, только никто, кроме меня, ее в упор не видел и не слышал. Дэлькор стукнул копытом, проржал что-то нежное и попытался ткнуться мордой мне в плечо. Голова прошла насквозь, и я ничего не почувствовала, зато словно очнулась.

Блин! Да какая, на фиг, разница, в своем ли я уме, если мои друзья лишь видение, я хочу быть чокнутой! Очень хочу! Пусть никто ничего не видит, главное, чтобы видела я. Самое главное! Реальность для каждого человека своя, даже если мы живем рядом и ежедневно общаемся друг с другом. Это давным-давно известно философам. Вот я и применю этот постулат к практике! Сердце мое радостно забилось, соглашаясь с головой.

— Дэлькор, хороший мой, как здорово, что ты пришел, пойдем домой! — Украдкой смахнув что-то мокрое с глаз, я вышла из магазина.

Конь фыркнул мне в ухо трепетно и ласково, потом послушно проследовал к дверям. Сделав вид, что выпускаю из магазина полную даму с сумками (такое тело надо питать!), придержала для Дэлькора дверь. Жеребец прошел сквозь витрину, а толстуха благодарно запыхтела. Так, вдвоем с призрачным конем, мы и побрели к подъезду. Я ежесекундно оглядывалась, проверяя, не исчез ли мой друг так же внезапно, как появился. Но нет, эльфийский «подарочек» шел рядом. Пусть он не мог больше катать меня на себе, зато я видела и слышала его весьма отчетливо. После нескольких недель удушающей тоски и метаний Дэлькор стал рыжим лучиком, осветившим мою жизнь. Я взахлеб рассказывала, как рада его видеть и как скучала по друзьям и по нему, как хотела вернуться. Рыжик сочувственно вздыхал и пытался облизать мне руки и лицо.

Вместе мы поднялись в лифте к моей квартире. Я уже освоилась и нашла массу преимуществ в необычном Дэлькоровом состоянии. Ведь только такого коня можно было держать на восьмом этаже в однокомнатной квартире! Куда всем тамагочам мира до моего необыкновенного жеребца! А уж если лошадь смогла прийти ко мне, неужели я не найду дорожку к друзьям? Надежда вновь запылала в душе костром!

Перед дверью в квартиру Семенчиковых пыхтел Паша, выискивал ключ по карманам, Степа сидел на коврике и терпеливо ждал.

— Маришка с Саньком сегодня по поликлинике болтаются, — обернувшись ко мне, повинился сосед. — А в кармане у меня дырка, вот ключи и ухнули. Надо все-таки подкладку зашить.

— Если ключи носить в каком-нибудь другом месте, из куртки можно устроить копилку! — дала я дельный совет. — Вот у нас математичка в институте все удивлялась, что летняя сумка такой тяжелой стала, а потом из-под подкладки сто двадцать девять рублей мелочью выгребла!

— Нет, я все-таки лучше карман зашью, — отдуваясь, пропыхтел Паша.

Степа оставил хозяина «рыбачить» в карманах, поднял с пестрого коврика круглый зад и, волоча по бетону поводок, подошел ко мне… Хотя нет, пес подошел к коню-призраку и принялся его внимательно разглядывать, наклоняя башку то вправо, то влево. Ноздри ротвейлера раздувались, уши подергивались, кожа на лбу собралась в недоуменную складочку. Было совершенно очевидно, что животное видело и слышало Дэлькора, однако абсолютно не обоняло.

Сердце радостно подпрыгнуло: если уж столь приземленное создание, как Степа, видит коня, значит, я вовсе не галлюцинирую, даже если схожу с ума. Отрадно! От избытка чувств повесила пакет на дверную ручку, наклонилась, обхватила мощную собачью шею и погладила. Дэлькор ревниво заржал и замотал гривой, ему тоже хотелось недостижимой сейчас ласки. Сообразительный Степа проворно попятился и снова сел на попу, поближе к хозяину. А то мало ли чего взбредет на ум непонятному зверю? Паша наконец извлек из недр куртки ключ и, облегченно вздохнув, завозился с замком.

Я открыла свою дверь и тоже вошла. Потом объявила, водрузив пакет с продуктами на подзеркальник трюмо в прихожей:

— Не сердись! Я тебя очень люблю, вот и обрадовалась, что хоть Степа тебя видит, а не только я, значит, ты самый натуральный, хоть и нематериальный конь. Никакая ты не галлюцинация, хотя, если бы и был галлюцинацией, стал бы самым лучшим глюком в мире.

Щелкнув выключателем, поискала взглядом коня. Аккуратно огибая меня (при этом Дэль почти до половины ушел в стену), жеребец тянулся к зеркалу.

Стоило волшебному животному коснуться его поверхности, словно бы целуя отражение, раздался переливчатый, мелодичный, заставляющий ныть зубы звон. Свет от шкуры коня словно перекинулся на декор из рун, заставив их запылать яркой голубизной, ядовитой зеленью, холодным серебром и жарким золотом. Внутри, в раме из рун, появились серые клубы густого, как деревенская сметана, тумана. Ни я, ни Дэлькор больше не отражались в зеркале, зато в серой густоте засияла поначалу слабая, с каждой секундой становящаяся все более яркой и близкой искорка. С неистово бьющимся сердцем я следила за ней. Почему-то казалось очень важным не отвести глаза. Дэлькор так и стоял, прижавшись мордой к туманному стеклу.

А искорка, бывшая поначалу размером с головку спички, все росла и росла. Вот она уже увеличилась настолько, что я смогла различить детали. Какая, к черту, искра! Трепеща радужными крылышками в сером тумане, прямо на нас летел Фаль. Его зеленущие глаза сверкали как пара мощных фонариков, гибкое тело напряглось, выгибаясь дугой. Конь призывно заржал. Словно повинуясь этому звуку, смешавшемуся со все нарастающим звоном, сильф замахал крылышками. Вокруг Фаля моментально возникло радужное облачко из разноцветных искр, и вот уже вся серая мгла засверкала столь же ярко, как малютка сильф. Почему-то запахло мятной жвачкой, молнией блеснуло что-то тонкое, голубовато-серебристое, как игла. Дэлькор всхрапнул, попятился и толкнул меня обретшей материальность чугунной башкой. Я ощутила сильный тычок в спину, потом больно ткнулась коленками в подзеркальник и, не удержавшись на ногах, полетела головой вперед, прямо в зеркало. Почему-то стекло оказалось вязким на ощупь и холодным, как сентябрьская вода. А потом раздался захлебывающийся восторгом вопль Фаля:

— Получилось! Получилось! Полу… — И ватная темная тишина навалилась на меня мягким одеялом.

 

ГЛАВА 2

Возвращение. Среди друзей

 

Пахло нагретой на солнце зеленью, стрекотали и жужжали насекомые, где-то неподалеку чирикало несколько деловых птичек. Я очнулась на траве. Голова покоилась на чем-то пусть и не очень мягком, но чертовски уютном, вверху синело голубое летнее небо, а на груди свернулся клубочком Фаль. Его махонькие ручонки крепко вцепились в мою футболку. Похоже, малютка спал, тельце подрагивало. Справа в излюбленной собачьей позе лежал Дэлькор, прижимаясь ко мне теплым боком. Черная грива бандита щекотала руки и шею.

В первую секунду я пребывала в восторге, во вторую испугалась, что вижу сон, а в третью поняла, что мне жутко мешает твердый сучок, попавший под бок. Сунула руку под спину и вытащила ножны с кинжалом. Моим кинжалом — даром древней черепахи из озера.

— Выспалась? — послышался надо мной знакомый, чуть хрипловатый от волнения голос.

Запрокинув голову назад, увидела суровое лицо Кейра с массивным подбородком. Терпеливое ожидание в глазах смешалось с неимоверным облегчением и почти детской радостью. Я протянула:

— Не знаю. В таком ответственном деле никогда нельзя быть уверенной на сто процентов.

Сказала задумчиво и лениво, а хотелось заорать во все горло от переполнявшего организм восторга, подпрыгнуть, повиснуть у телохранителя на шее, обхватить его крепко-крепко, чтобы ни одна зараза не смогла меня выдрать из этого мира и отправить по своей прихоти в другой. Своей жизнью я хотела управлять сама, не люблю плясать под чужую дудку!

Впрочем, с тем, чтобы вцепиться в Кейра, можно было и не спешить. Сильные руки воина, придерживавшие меня за плечи пусть и с показной небрежностью, преследовали ту же цель. Сообразив, что я очнулась, Дэлькор радостно заржал и нежно облизал мое лицо. Терпеливо снесла поцелуи преданного коня, села, отфыркиваясь. Длинная футболка вытянулась на бедрах маленьким гамаком, в котором продолжал безмятежно дрыхнуть Фаль.

— Спасибо, Кейр, что вытащили меня. Я так соскучилась! — Потом, все-таки не выдержав, повисла у телохранителя на шее, как и собиралась с самого начала.

— Мы по тебе тоже скучали, магева, — отвел подозрительно заблестевшие глаза мужчина, сглотнул вставший в горле комок и осторожно, крепко обнял меня. — Только мы ж не маги, не под силу нам тебя сыскать было, всего и оставалось, что ждать. А как Дэлькор с места сорвался, будто бешеный, мы, коней не седлавши, следом пустились, решили, тебя конь почуял. Да разве за твоим скакуном угонишься? На полянку выскочили, глядим, ты уже здесь, и жеребец рядышком довольный лежит, скалится.

— Значит, Фаль и Дэлькор меня вытащили, не знаю уж, как у них это вышло! — резюмировала, потрепав буйную гриву преданного волшебного коня и осторожно погладив самым кончиком пальца рыжего сильфа, свернувшегося, будто в колыбельке, в моей футболке.

— Мелкий, стало быть, тоже тут? — подивился Кейр.

— Ага, умаялся, дрыхнет без задних ног, бедолага, — нежно улыбнулась я.

— Еще бы, в первый раз пыльцу с крылышек стряхнул для такого могущественного волшебства. — Второй голос, раздавшийся слева от меня, тоже был пусть и непривычен, но, по крайней мере, хорошо знаком.

Я резко развернулась, вызывая в сознании образ защитного круга рун, который мог укрыть меня, Кейра и Дэлькора. Рядом с двумя лошадьми стоял он. Мой несостоявшийся киллер из Тэдра Номус. Не в прежних обносках с плеча Лакса, а в каких-то простых и в то же время изящных черно-серых одеждах, плотно облегающих тело. И пусть в руках его были поводья коней, а не кинжал, спокойней на душе не стало. Ведь именно из-за него мне пришлось в прошлый раз звать на помощь, именно из-за него меня, как нашкодившего щенка, выкинули за шкирку из этого мира. Больше я такого не допущу! Ни за что! Кинжал покинул ножны, удобно легла в ладонь рукоять древнего клинка, во второй руке начал загораться призванный отчаянной нуждой и руной кано шар огня.

— Оса, подожди! — торопливо выпалил Кейр, вскочив на ноги вслед за мной и схватив меня за запястья. — Гиз не враг тебе!

— Конечно, не враг, ничего личного, контракт есть контракт! — подтвердила сквозь зубы.

Прохладные серо-голубые глаза улыбнулись, голова склонилась в легком поклоне, продемонстрировав темную рыжину затылка. Киллер отпустил поводья коней, медленно развел руки, демонстрируя пустоту ладоней, опустился на одно колено и промолвил:

— Контракт закрыт, магева, согласно оговоренным условиям. Если ты желаешь покарать меня — бей.

— Это что за приступ мазохизма? — Я недоуменно нахмурилась, отстраненно отметив, как сам собой исчез с моей ладони огненный шар.

Да уж, в фаербол без настроения не поиграешь. Проклятый рыжий киллер по имени Гиз — француз, что ли, или случайное совпадение звуков? — сбил весь воинственный настрой своим рыцарственно-покорным валянием на коленях. И как прикажете понимать сей жест: военная хитрость или…

— Такова воля Тэдра Номус, — спокойно, то ли нарочито, то ли в самом деле ничего не боясь, объяснил мужчина. Узкие губы изогнула ироническая улыбка. — Отныне заказ на вашу смерть не может быть принят, и каждый, обратившийся с таким предложением, подлежит устранению. Мы чтим высший закон.

— Да-да, Остап Бендер тоже Уголовный кодекс уважал, традиция. А что ты тогда тут делаешь? — заинтересовалась, не без облегчения выслушав известие о закрытии сезона охоты на магеву Осу. Почему-то мне очень нравилась обаятельная девушка, выглядывающая из зеркала, и я совершенно не хотела расставаться с ней до срока.

— Пусть невольно, но оскорбление было нанесено, а наказание должно быть равно деянию. Отныне волей Совета Тэдра Номус я приставлен к магеве в качестве телохранителя. Ждал ее возвращения, дабы предложить свои услуги, — объяснил Гиз с прежней безмятежно-иронической интонацией.

— А если мне не захочется принять твои услуги? — моментально отбила я мяч.

— Это право магевы. — Рыжая голова склонилась чуть ниже. — Я извещу о ее решении Совет.

— И?.. — подтолкнула киллера к продолжению беседы, заподозрив за слишком простой концовочкой в стиле «не хочешь — не ешь» какое-то нехорошее продолжение.

— Никакого «и» более не будет, магева, во всяком случае для меня, — спокойно заключил мужчина.

— Но ведь это несправедливо! — возмутилась, топнув ногой. Только вот мягкая трава свела на нет всю экспрессию жеста. — Ты исполнял заказ, как принято в вашей организации, а теперь, когда запахло жареным, тебя же сделали козлом отпущения?

— За козла отдельное спасибо, почтенная магева, — прижал руку к груди Гиз и кривовато ухмыльнулся.

— Отдельное — пожалуйста, телохранитель, — фыркнула я и отвернулась, чтобы не видеть, какое облегчение разлилось по лицу Гиза, все это время пытавшегося держать маску спокойной иронии перед лицом неминуемой смерти.

— Значит, теперь у меня целых два телохранителя — бывший палач и бывший убийца, — заключила я, стремясь погасить огоньки тревоги о собственной участи, затлевшие в глазах Кейра. — Зашибись, до чего здорово! Осталось выяснить только один вопрос: где мой вор?

Бывший палач закашлялся в каком-то нехорошем смущении. Столь вопиющая симуляция болезни тружеников рудников заставила встревожиться.

— Эй, парни, чего молчите, где Лакс? — странно тонким, каким-то ломким голосом потребовала ответа.

— У балаганщиков в лагере, — выдавил из себя Кейр и почему-то покраснел.

— Заканчивай уж, — потребовала, привалившись к теплому боку Дэлькора.

Как-то разом ослабли ноги после пережитого стресса. С моим вором все в порядке! Во всяком случае, он жив, по поводу мертвых так не краснеют, а все остальное поправимо. Даже если Лакс плюнул на смывшуюся магеву и закрутил роман с какой-нибудь фигуристой девахой из балаганщиков — переживу! Расцарапаю ей морду, ему скандал устрою, и все дела! Чтобы я такого парня себе назад не отбила? Да никогда! Рыжий ворюга — мой! Я за него любой крале такой «Последний день Помпеи» устрою, смотреть в его сторону заречется.

— Пьет без продыху уж дней девять. Как ты исчезла, бабка из балаганщиков гадала, сказала, что не под силу человеку тебя назад вернуть, так с тех пор и пьет, — со смущением, через силу пробормотал вояка.

— Если девять дней, значит, уже напился, поминки закончены, до сороковин ждать не будем, — хмыкнула тихо.

А что оставалось делать? Не то чтобы я обожала субъектов, имевших обыкновение топить свои проблемы в вине, скорей уж, недоумевала, когда случалось оказываться свидетельницей подобного. Как может человек в здравом уме считать, что беда отступит или забудется, если хлебнуть чего-то высокоградусного? Скорей уж, если следовать логике, надо пить кофе, или колу (это не реклама!), или другие стимулирующие умственную деятельность напитки, чтобы подтолкнуть мозг к поиску выхода из безвыходного положения. Если угодил в болото, надо пытаться выбраться, а не закрывать глаза, приготовившись комфортно пускать пузыри.

Хотя, может, я и неправа, просто не доводилось мне бывать в такой кризисной ситуации, когда больше всего на свете хочется «уколоться и забыться», забыть обо всем и о себе. Пока не была и, надеюсь, никогда не окажусь. Даже в часы самого беспросветного отчаяния, в трудные недели разлуки ни на секунду не хотела вычеркнуть из памяти время, проведенное в Хавале, и своих друзей. Уже одно то, что они есть где-то во Вселенной, вселяло в меня веру и радость, пусть с примесью тоски и боли, но истинные веру и радость.

Я вскарабкалась на неоседланного Дэлькора, аккуратно придерживая подол футболки с крепко спящим сильфом, и, использовав черную гриву коня вместо поводьев (длинные пряди, перемежающиеся аккуратно заплетенными косичками), огласила план действий на ближайшее будущее:

— Поехали, хочу глянуть в глаза этому начинающему алкоголику неблагонадежной эльфийской наружности. На месте и решим, искать в здешних краях наркологический диспансер или обойдемся холодным душем и рассолом! — скомандовала решительно.

— Твои колдовские вещи брать, почтенная магева? — подчеркнуто вежливо уточнил Гиз.

— Мои колдовские вещи? — переспросила, пробормотав себе под нос: «Я все ловлю на лету, но непонятно, что конкретно ты имеешь в виду?» Взгляд скользнул по полянке и почти сразу наткнулся на небольшой бело-синий пакет с дамской мордочкой из «Лидии» и сумочку. Ого! Так они тоже через зазеркалье путешествие совершили! Похоже, когда я проваливалась в вязкий туман, верхний пакет со сладостями зацепила. Какая предусмотрительная, в этот раз даже с гостинцами явилась! Будет чем Фаля разок побаловать, коль от иномирных деликатесов нос воротить не станет. — Конечно, брать! Сумочку мне, остальное вам!

Кейр подал за ремешок сумочку, с некоторой опаской умостил на седло «волшебный» мешочек, шуршащий как тысяча буйных шуршалок, и взлетел на коня. Гиз синхронно повторил его движение, заняв место по левую сторону, чуть сзади от меня. Наша маленькая кавалькада тронулась к изрядному пролому в зарослях кустов, организованному группой лиц, встречавших меня любимую.

— Кстати, вопрос по существу: где мы вообще географически находимся, сколько я отсутствовала и далеко ли до балаганщиков, у которых квасит Лакс? — попросила выдать справку, полной грудью вдохнув запах этого мира.

— А ты не знаешь, магева? — удивился Кейр и уставился на меня с подозрительным прищуром.

— Знаю, конечно, просто тебя на склероз проверяю, — съехидничала, но тут же, устыдившись, что невольно сорвалась из-за пьянствующего Лакса на вполне трезвом и ни в чем не виноватом телохранителе, постаралась объяснить: — Кейр, думаю, в наших мирах время течет по-разному, я ведь три недели лбом во все стенки долбилась, пока Фаль с Дэлькором мне не помогли открыть дверь. А что здесь творилось, понятия не имею, но очень хочу знать!

— Ага, — придя в недоумение от магевских причуд, потер лоб воин, но отрапортовал четко: — Тебя не было ровно половину луны. Мы сейчас близ Мидана, лесом до города минут семь напрямик. Когда ты исчезла, Оса, закатив на площади представление, в городе такой переполох поднялся, что мы постарались затеряться у балаганщиков. Думали, вот-вот вернешься, значит, далеко уходить нельзя. Там нас Гиз и отыскал. Понятное дело, мы в драку кинулись, но он растолковал, что к чему. Растолковал, и мы поверили — не враг он тебе больше.

— Не друг и не враг, а так… Ладно, посмотрим. А с какого перепуга Лакс запил, неужто только из-за слов гадалки, или вы от меня что-то важное скрываете, какую-нибудь знатную гадость про запас отложили? — демонстративно хмурясь, потребовала ответа.

Хотя вообще-то мне хотелось вопить во все горло что-нибудь ликующе-тарзанистое, чтобы в страхе прятались все окрестные Шерханы. Я ведь вернулась! Ур-р-ра! Здесь со мной магия, волшебные помощники руны, а значит, все будет офигенно хорошо, даже если пока все не очень.

— Нет, магева, ничего не таим, все они, эти проклятые предсказания, — буркнул Кейр, сплюнув под копыта коня. — Первое ты и сама слышала.

— «Скоро та, которая тебе дороже самой жизни, перестанет ходить по этой земле!» — провыла я с многозначительно-трагичным видом а-ля баньши.

— Второе было не лучше, — мрачно прокомментировал воин. — Лакс и так сам не свой ходил, весь истомился, а когда от старой Матиассы (это та самая ведьма, что в трактир приходила, ее балаганщики чуть ли не за главу клана почитают!) услыхал: «Не под силу рукам человеческим вернуть магеву!» — и вовсе духом пал. Ты прости, Оса, небось меня виноватым считаешь, что его из трактира за уши не вытащил. А только я видел, как он у шатров с твоим кинжалом бродит, поглаживает и что-то под нос бормочет, а глаза пустые, будто из них душу вынули, вот и решил, пусть уж лучше пьет. Авось ты вернешься, все наладится, а коли нет, может, со временем боль поутихнет.

— Руками человеческими, это она правильно сказала. Копыта, морда и крылья руками не считаются, — фыркнула, поглаживая бархатную шкуру волшебного коня, преодолевшего границы миров, чтобы вернуть меня. — Буква истины соблюдена, а что до смысла, кто поверил, сам дурак.

— Как есть дурак — в магеву влюбиться, — отвернувшись в сторону, прошептал Кейр себе под нос тихо, чтобы я не услышала.

— Гиз, а это нормально, что Фаль до сих пор спит? — обратилась с очередным вопросом уже к экс-киллеру. Мотылек, конечно, любил поспать, но чтобы вместо встречи, радостных объятий и ревизии гостинцев давить ушко — это казалось малость подозрительным даже для очень уставшего дружка.

— Я не знаток жизни сильфов, почтенная магева, — суховато отозвался мужчина.

— Эй, Гиз, — прервала спутника и чуть придержала Дэлькора. Протянула руку, ухватила повод коня новоиспеченного телохранителя. Лошадка зыркнула на меня не слишком доброжелательно, но, уважая авторитет эльфийского жеребца, тяпать всадницу не стала. — Чего я тебе такого злодейского сделала, что ты ерничаешь без перерыва на обед? Заладил как попугай: «Почтенная магева! Почтенная магева!» Не я тебе задание на отстрел магев давала, не я тебя с должности снимала, не я лишала возможности и дальше народ профессионально на тот свет отправлять. Я понимаю, отстранение от любимого дела, возведенного в ранг искусства, неприятно, но ведь это не конец света. Жизнь продолжается, может, ты себе какое-то другое занятие по душе отыщешь. Охранять иногда куда труднее, чем убивать, а что скучно со мной не будет, ты и сам знаешь.

— Прости, Оса, ты права во многом. — Мужчина извинился, искренне улыбнулся — не прежней ядовито-ироничной, а нормальной, пусть и грустной улыбкой — и, переиначив некогда слышанные от меня стихи, сказал: — Винить тебя мне не в чем, свои меч, щит и путь я выбрал сам, и они мне нравились. Теперь придется привыкать к новым.

— Все к лучшему в этом лучшем из миров! — подбодрила телохранителя цитатой.

— Какой из миров ты имеешь в виду, магева? — выгнул бровь Гиз.

— Не будем размениваться на частности, я говорю вообще о Вселенной! — широким жестом обвела округу, отпустив повод Гизовой лошади, и велела: — Улыбайся, а то в ответ на вечно хмурую рожу мир тебе такой кукиш скрутит, что враз найдется повод скорбеть не по-детски! Так как насчет сильфов, может, знаешь чего?

— О сильфах и их магии мало известно, Оса, — не стал ломаться мужчина. — А о трансформации юного сильфа в создание живой магии, творящее волшебство одним взмахом крыл, еще меньше. Я не маг, даже вижу-то его только благодаря амулету.

— Ага, значит, технической поддержки тебя не лишили? — встряла я.

— Мне позволили оставить некоторое количество предметов, способных оказать помощь тебе, — согласился Гиз. — А про сильфов слышал только, что пыльца на их крыльях должна созреть, чтобы обратиться в магию. А потом, думаю, этой магии тоже надо учиться, так же как нам письму или счету.

— Вывод логичный, — подумав, согласилась я и пожалела вслух: — Плохо, у Кейра такого амулета, как у тебя, нет.

— Я могу отдать ему свой, если прикажешь, — отозвался киллер.

— Гиз, я тебя сейчас пну! — зловеще пригрозила ему.

— Как будет угодно почтенной магеве, — покорно склонил голову мужчина, но я успела увидеть на его лице ерническую ухмылочку. Он меня дразнил!!!

— А вот и не пну! — тут же царственно закапризничала и хихикнула: — Передумала! А насчет амулета чего-нибудь придумаем. То, что один человек сотворил, другой не только завсегда разломать сумеет, но и повторить тоже!

— С «разломать» проще, — авторитетно поддержал беседу Кейр.

— Кто бы спорил, — согласилась, вспоминая поучительную историю своей страны и развалины Тени Ручья. — Впрочем, мы пойдем более трудным путем и ничего ломать не будем, ну, пожалуй, кроме кустов, потому что летать, подобно сильфам, пока не навострились, а в Мидан добраться надо. Для начала попробую Фаля в чувство привести.

Трясти и будить малыша не хотелось, если он действительно устал, бедолага, ему надо было помочь отдохнуть. Может, стоило дать сильфу отоспаться, но уж больно стосковалась я по звонкому голоску непоседливого малютки.

Перебрав мысленно подходящие руны, остановилась на четырех и, шепча их названия: урус, соулу, веркана, йер, — принялась чертить пальцем над дрыхнущим без задних лап Фалем. Тонкая фигурка удивительного создания, живая, дышащая и одновременно кажущаяся статуэткой из бледного, будто светящегося изнутри янтаря, покоилась в облаке из длинных рыжих волос и пары разметавшихся радужных крыльев. По мере того как руны силы, энергии, роста и урожая, пробужденные к жизни моим призывом, обретали жизнь, сливаясь воедино, Фаля все явственнее окружала оболочка, сияющая как маленькое личное солнышко.

— Хочешь сделать из сильфа фонарик? — полюбопытствовал Гиз, ничуть не смущенный моим «сильным колдунством». Между прочим, мужчина четко уловил момент, когда я перестала творить магию и можно было говорить, не рискуя огрести по полной программе за сказанное под руку в ответственную минуту. Наверное, благодаря своему амулету свежеиспеченный телохранитель видел многое, недоступное обычному зрению. А может, это я после вынужденного перерыва, дорвавшись до магии, действовала с избытком внешних эффектов. Впрочем, проверять времени не было, шарик яркого света словно влился в тело и крылышки сильфа, он потянулся по-кошачьи, распахнул невероятные изумрудные глаза и радостно завопил:

— Оса!

Взметнувшись вверх маленькой ракетой, Фаль спикировал мне на плечо и так крепко вцепился крохотными ручонками в шею, что, будь мой дружок чуть крупнее, одной магевой в мире стало бы меньше. И эпитафией на могильной плите была бы надпись: «Она умерла от чужой радости».

— Я так скучал! Так скучал, когда ты исчезла! Я даже плакал! А ты скучала обо мне? — затараторил сильф, усевшись на моем плече поудобнее, но ладошек от шеи не отнял, будто опасался, что стоит выпустить меня из рук, и непутевая магева опять испарится.

— Очень скучала, — заверила малыша и поразилась, какой радостью вспыхнул его зеленый взгляд. — Ты мне даже снился! Спасибо за то, что помог вернуться, Фаль! Как же тебе это удалось?

— Сам до конца не понял, — потупился мотылек и, в волнении болтая ногами, принялся рассказывать: — Я думал о тебе и спал, когда Дэлькор вдруг заржал, услышав твой зов, и помчался в лес. Я решил, что ты вернулась, и со всех крылышек полетел за ним. Навстречу! Дэлькор очень быстро скакал, потом заржал снова, весь засветился и исчез. Я чуть не заплакал от разочарования — так мне к тебе хотелось. Тогда и случилась со мной она. Магия сильфов. Пыльца засветилась, увидел коня и тебя, а вокруг — очень красивый узор, словно рамка фигурного пламени. Я еще сильнее к вам захотел, и так само получилось, что вы взяли и оказались рядом! А я так устал, что сразу уснул. Оказывается, творить магию очень тяжело. Только если бы еще тысячу раз так сделать пришлось, все равно бы сделал, лишь бы ты больше никуда не исчезала! — Мой маленький товарищ глубоко вздохнул.

— Спасибо, Фаль, ты настоящий, верный друг! — искренне поблагодарила и перевела рассказ малютки исключенному из беседы по причине магической невосприимчивости Кейру. Сильф же в порыве чувств чмокнул меня в шею и заискивающе поинтересовался:

— А что ты мне в подарок принесла?

Заметьте, не «принесла ли что?», а «что принесла?».

— Потом покажу! — шепнула загадочно.

Мне сразу стало тепло, смешно и уютно, как в широком кресле под пледом в прохладный денек. Пусть мы ехали через лес к городу, где я провела едва ли сутки, чувство было такое, что вернулась домой. Умиротворение (вот теперь все правильно!) на лице Кейра, непоседливая радость в глазах Фаля, его искристые крылышки, доверчиво щекочущие мою шею, бархатная спина Дэлькора подо мной — это был дом! Не хватало только лукавой улыбки Лакса, но этот недочет я собиралась исправить. Благо что мы уже почти добрались до Мидана. Во всяком случае, стук топоров и перекличка дровосеков где-то слева слышались все отчетливее, а впереди нарастал ровный гул большого города. Проложенная Дэлькором тропа кончилась в стене кустов у дороги, неподалеку от балаганщиков, как и три недели назад, расположившихся у стен Мидана. Только тогда я сподобилась уточнить:

— Кстати, Кейр, ответствуй, переполох в городе унялся?

— Губернатор с супругой в узилище под следствием, их дочь добровольно удалилась к сестрам-целительницам Миранды, твой знакомый красавчик Фелик временно назначен новым губернатором, — дал коротенькую справку Кейр.

— Да уж, повезло бедолаге, — посочувствовала симпатичному юноше, на плечи которого господин в благодарность за спасение возложил столь тяжкую ношу. Любое доброе дело наказуемо!

— Но в город мы все равно возвращаться не стали, мало ли у прежнего губернатора знакомцев, жаждущих отыграться за потерю влияния на дружках магевы! — резюмировал мужчина.

— Да, недобитые сторонники прежнего режима — опасные твари! — согласилась я и выдала свежесочиненный афоризм: — Осмотрительность — мать долголетия!

— Очень правильные слова, не забудь! — осторожно, как ядовитую змейку, придерживая в седле иномирный пакет, посоветовал Кейр не без добродушного ехидства. Будь у мужика усы, непременно сейчас усмехнулся бы в них.

— Для того чтобы их помнить, у меня в компании имеются два очень полезных человека, называются телохранители. Так, к сведению, ты, Кейр, — один из них, значит, я теперь могу быть в два раза беспечнее! — нахально заявила под заливистый смешок Фаля.

— Упаси Творец! — «испугался» мужчина.

— У меня бывают провалы в памяти, — обронил с эдаким задумчивым намеком Гиз, остроумно, но тщетно пытаясь призвать меня к осторожности.

— Главное, чтобы ты ничего важного не запамятовал, к примеру, не забыл того, что отныне на меня не охотишься, а то начнут меня снова спасать и прятать, как дохлую мышь. Не хочу! — оповестила киллера и тут же хлопнула себя ладонью по лбу: — Да, кстати о забывчивости, я ведь балаганщикам с их куклами разобраться обещала. Ладно, после Лакса — они следующие в плане мероприятий.

Людная во второй половине дня дорога в Мидан (в том месте сливались в один два тракта: относительно обихоженный новый и старый, тот самый, каким я добиралась сюда в первый раз) вывела наш маленький отряд к городским стенам. «Осадившая» его ради добывания средств к существованию путем купли-продажи, развлечения и разведения лохов ярмарка бурлила вовсю. К счастью, внешний облик моей несравненной персоны не успел запечатлеться в памяти горожан. К тому же теперь на магеве были не шикарные эльфийские одежды или прикид от маэстро Гирцено, а иной, более диковинный наряд.

Блуждать среди массы прилавков, шатров и иных временных сооружений, пробиваясь верхом сквозь плотную массу народа, не пришлось, Кейр неплохо изучил местность за время вынужденного простоя. Телохранитель сразу направил коня по широкой, относительно свободной от толпы дуге на северо-западный край ярмарки, к одному из шатров-трактиров какого-то яростного оранжево-лилового цвета. Оттенок этот бил по глазам и невольно привлекал внимание. Наверное, владелец заведения следовал маркетинговому девизу: « Самое важное, чтобы обращали внимание. Какое — неважно!» Так, впрочем, поступали и «звезды» кино или эстрады в моем родном мире. А вот что двигало Лаксом, избравшим для дислокации столь умопомрачительный притон, так и осталось для меня загадкой. Может, мой вор с горя лишился цветного зрения? Говорят же о сильных душевных потрясениях: «мир стал черно-белым». Вдруг для особ эльфийских кровей это не иносказание?

Я мрачновато хмыкнула, соскальзывая со спины Дэлькора, мужчины тоже спешились. «Верхом» сидел лишь Фаль, так и не покинувший моего плеча. Похоже, сильф настолько соскучился, что не собирался отпускать меня ни на секундочку. Я не возражала, сама бы во всех вцепилась, коль не боялась бы походить на капризного ребенка.

 

ГЛАВА 3

Пьянствубой! А также о гурманах

и сути служительницы

 

Оставив лошадей у коновязи под присмотром щербатого паренька с художественно-кривыми зубами, вошли внутрь.

Полутемный после света дня шатер был примерно на треть заполнен народом. Среди столов, грубых, сколоченных из козел, и лавок столь же прозаического происхождения сновала подавальщица в пестром от пятен переднике. Такую одежду — в рамку и на выставку! Чистый сюр, любой любитель авангардизма оторвал бы с руками!

Завидев нас, женщина тут же поклонилась и вопросительно уставилась на меня, ожидая заказа. Все-таки лестно! Главной в компании сочли девчонку, сильно уступающую габаритами обоим мужчинам. Вот он, магевский авторитет! Я с достоинством качнула головой, дескать, погоди, пока ничего не надо, и огляделась в поисках субъекта, ради которого мы заявились в сие уникальное питейное заведение.

— Вон он. — Рука Гиза метко указала в самый темный левый угол.

Ну и зрение у киллера, просто сокол, «чому ж не летает». Там, куда показал палец, и правда, сгорбившись над столом в гордом, хотя, скорее уж, в каком-то потерянно-печальном одиночестве, сидел Лакс. Подойдя поближе, заметила на столе три кувшина. Один был пуст, второй опустошен наполовину, третий пока полон. Вор держал полупустой сосуд и бездумно хлебал из него глоток за глотком. Из закуски на столе стояла лишь миска с сухарями, обсыпанными мелкими семенами. Причем емкость оказалась почти полной: то ли ее регулярно досыпали, то ли мой приятель пил, не закусывая. Фаль, не слетая с плеча, потянул носиком ароматы выпивки и состроил брезгливую мордашку. Спиртного сильф не жаловал, во всяком случае, нам пока не попадалось такое, чтобы пришлось малышу по нраву. Впрочем, судя по запаху, глушил Лакс не «Хеннеси» или «Мадам Клико», а откровенную кислятину, годную только для помутнения в башке.

— In vino veritas! — остановившись в шаге у стола прямо перед уставившимся в кувшин вором, процитировала на плохом латинском и перевела спутникам: — Поговорка такая есть: истина в вине. Наверное, мужчины придумали, чтобы перед бабами пьянство оправдать. Похоже, наш друг ведет интенсивные поиски истины, и как только мочевой пузырь выдерживает!

Лакс, если и слышал мою сентенцию, даже головой не повел, похоже, был слишком пьян. Лицо вора, сроду не бывшее образцом округлости, теперь осунулось и истончилось до совершенно эльфийского состояния хрупкости, исчез последний намек на румянец, кожа стала белой, с нехорошим серо-зеленым отливом. Я неодобрительно цокнула языком и позвала подавальщицу. Женщина подлетела и присела в угодливом реверансе.

— Принеси, пожалуйста, кувшин чистой воды, заплачу как за лучшее вино, — попросила я.

Прислуга недоуменно заморгала белесыми ресницами, губы расползлись в заискивающей лягушачьей улыбке:

— Простите, почтенная магева, у нас не подают воду, если вы желаете, пошлю мальчика к колодцу!

Я подумала над тем, чтобы сыграть старинный прикол «наоборот». Жидкость, она и есть жидкость, если воду можно превратить в вино, значит, можно и из вина сделать воду, разложив его на составляющие, но, не будучи уверенной на сто процентов в конечном результате, вот так с ходу экспериментировать не решилась. Вдруг еще кто из здешних небожителей сочтет, что я в его епархию лезу, и накостыляет?

— Действуй, — разрешила, и «подавальщица» исчезла весьма проворно, готовясь исполнить любой каприз магевы за ее деньги. Впрочем, при здешнем уважении к представителям моей профессии дело было не только и не столько в деньгах, сколько в желании угодить. Небось и даром бы слетала.

— Между прочим о «заплачу». Кейр, этот прохвост еще не все наши деньги пропил? — осведомилась я походя.

— Он ни монетки не взял, Оса, все у меня хранится, — вступился за честь алкоголика телохранитель. — Я только дядюшке Каро заплатил за место в его повозке, где мы твои вещи сложили, и за постели.

— Вещи? — оживилась я, считавшая свой гардероб безвозвратно пропавшим в «Резвых рыбах». Когда надо быстро сматываться, не до забот о запасах одежды, главное ноги унести. — Неужто вы прихватили мои шмотки от эльфов и Гирцено?

— Конечно, — коротко и почти снисходительно улыбнулся мужчина моему типично женскому поведению.

— Кейр, я тебя обожаю! — умилилась и одобрительно похлопала друга по плечу.

Гиз в разговоре не участвовал. Застыл, как подобает телохранителю, статуей, слился с обстановкой, жил только его взгляд. Может, мне показалось, но на Лакса киллер смотрел со странной смесью презрения, сочувствия и зависти. Напиться, что ли, хотел? А еще бы не хотеть, когда из-за неудачного заказа вся жизнь под откос покатилась, и оказался привязанным к вздорной девице крепче, чем веревками, на всю мою жизнь!

— Вот, магева. — Служанка вернулась с большим пузатым кувшином, в котором плескалась холодная колодезная водица.

Кейр сунул ей в ладонь монету, я взяла кувшин за запотевшие бока, повертела в руках. Замечательно, даже карандаш не понадобится! Перехватив кувшин одной рукой, второй скоренько начертала на влажной от капелек конденсата поверхности комбинацию из трех рун. Первой использовала ису, чтобы остановить процесс пьянства, потом призвала силу тейваз, для направления движения к цели, и завершила тройку рун винья, руной радости и исполнения желаний. А как же иначе? Ведь я хотела, чтобы Лакс перестал пьянствовать и заметил мое возвращение, а он, надеюсь, желал, чтобы я вернулась.

Быстро, пока мои письмена не запотели, обвела их руной ингус — ромбом, объединяя руны и смешивая их силу в единое заклятие. А потом решительно перевернула кувшин над головой вора.

Ледяная вода, перемешанная со льдинками (иса сработала на совесть!), потоком обрушилась на скорбно склоненную голову моего вора. Лакс выронил кувшин и завопил. Почему-то воды оказалось куда больше, чем полагалось. Вор вопил, а вода все лилась и лилась, пока не промочила его насквозь и не образовала вокруг стола приличных размеров лужу. Краем глаза я заметила, как бочком-бочком потянулся к выходу пьющий народ. Очень тихо, но с приличной для выпивох скоростью. Может, решили, что магева собирается бороться за трезвость и пора уносить ноги, пока ледяным душем не угостили каждого.

А вот фига! Все водные процедуры я приберегла для Лакса. Тот довольно быстро перестал орать и, кое-как отплевавшись, выдохнул совершенно трезвым и бесконечно счастливым голосом:

— Оса! Ты здесь!

Никогда не думала, что насквозь мокрые и стучащие зубами от холода люди могут выглядеть такими радостными — даже если они моржи и каждую зиму в проруби полощутся. Вор даже не полез обниматься, только смотрел на меня неотрывно, словно не смог бы наглядеться и за целую вечность.

— Вообще-то, — сварливо констатировала, бухнув опустевшую емкость на стол, — я здесь уже минут двадцать стою, но ты так интересовался содержимым своих кувшинов, что пришлось бороться за внимание.

— Напомни мне: никогда не напиваться в присутствии магевы, — бросил Гиз Кейру.

— Такое, пожалуй, забудешь, — откликнулся тот, впечатленный зрелищем.

— Пьянству бой! Да здравствует трезвый образ жизни! — категорически подтвердила я. — Вставай, Лакс, пошли, нас ждут великие дела!

— Ага! — продолжая улыбаться совершенно по-дурацки, согласился тот и, похрустывая льдинками, вылез из-за стола. Вода капала с парня как с водяного или утопленника, но счастливая улыбка не сходила с посиневших от холода губ, и голубые глаза горели тем особенным ласковым огнем, по которому я так тосковала. — Ты все-таки вернулась!

— Или, вернее будет сказать, мне помогли вернуться, — поправила я, и сильф гордо встрепетнул яркими крылышками. — Самой мне не хватало сил. Дверь-то я нарисовала, но, чтобы открыть ее и проложить дорогу, понадобились совместные усилия Дэлькора и Фаля, кажется, еще и мой клинок серого пламени посодействовал.

— Куда мы идем? — спросил Лакс скорее для проформы, похоже, сейчас ему это было безразлично, лишь бы шагать рядом со мной.

— Переодеваться, — пожала плечами, выходя из шатра. — Ты мокрый как мышь, утопленная в сортире заодно с террористами. Еще воспаление легких заработаешь, в таком-то виде разгуливая, да и мне надо шмотки сменить.

— Точно, рубашка у тебя еще ничего, а вот штаны порваны и до бахромы износились, — деловито согласился практичный Кейр. — Видать, дорога к нам тяжелой была!

— Ты варвар! Ничего не понимаешь в колбасных обрезках! — оскорбилась я за свои драгоценные джинсы. — Это мода такая, между прочим, не какой-нибудь ширпотреб, в фирменном магазине куплены!

— Что, с готовыми дырками? — иронично выгнул бровь Гиз, думая, что острит.

— Конечно! И с бахромой, — гордо подтвердила, задирая нос.

— В твоей стране очень странно одеваются, магева, — покачал головой киллер, кидая монетку мальчику и отвязывая повод своего коня.

Дэлькор, которого я никогда не привязывала, радостно прижался ко мне теплым боком, пришлось ласково почесать морду верного коня и честно ответить:

— В моей стране вообще все странно. С каждым годом все страньше и страньше. Я вам даже пересказывать не буду насколько, а то свихнетесь. Сдавай вас потом в дурдом, себе новую компанию ищи, сызнова привыкай. Не хочу!

Садиться на коней мы не стали, балаганчик дядюшки Каро был не настолько далеко от питейного заведения, где квасил Лакс. Вообще шатры кочующих циркачей (я считала балаганщиков смесью цыган и шапито!) располагались весьма расчетливо. На некотором расстоянии друг от друга, не настолько близко, чтобы создавать конкуренцию, и не настолько далеко, чтобы нельзя было позвать своих, случись что. Причем балаганщики «кооперировались» в группки по три-пять шатров, специализирующихся на различных развлечениях. Яркий фасад призывно пестрел, завлекая клиентов, а искусно огороженный тыл скрывал полупустые повозки и служил чем-то вроде компактного лагеря. Фургончик, куда парни складировали вещи и где коротали ночи, находился с краю лагеря. Народу тут сейчас почти не было, основная масса балаганщиков давала представления, зарабатывая хлеб насущный, развлекала людей в полосатых шатрах. Кейр и Гиз повели лошадок к общей коновязи.

Лакс, выбивая зубами, словно кастаньетами, классическую барабанную дробь, замешкался у занавеса фургона, и я подтолкнула его за мокрый, но все равно приятно-мускулистый филей:

— Чего встал, приятель? Залезай скорей!

— Я подожду! Тебе ведь тоже переодеться надо, — напомнил вор.

— Стопроцентно надо! Так что хватит дорогу загораживать, чай, не Александр Матросов на амбразуре, — воскликнула с наигранной сердитостью и вполне реальным беспокойством. — Фургон большой, что мы, вдвоем, что ли, не поместимся? Ты в достаточной мере воспитанный мальчик, чтобы отвернуться, я, так и быть, заглядываться на твои заиндевевшие прелести не буду. Хватит ворон считать, а то пневмонию заработаешь, лечи потом, ману трать! Залезай, кому говорю!

Перестав упрямиться, мокрый вор юркнул в фургон, даже доски не скрипнули, я с меньшим изяществом (ну не было эльфов в роду!) забралась следом.

Перелезла через набитые соломой матрасы, стопкой сложенные вдоль стены, в правый задний угол фургона и с наслаждением принялась копаться в своем сундуке, выбирая смену одежды.

За нагроможденным багажом могла с комфортом переодеваться пусть не баскетбольная команда, но еще парочка девиц среднего роста и моей комплекции. Легчайшую светло-зеленую рубашку с широким вырезом, серо-зеленый брючный костюмчик (штаны и безрукавку) и мягкие не то туфли, не то мокасины эльфийского производства я надевала под чавканье воды в стаскиваемой Лаксом одежде. После особенно громкого хлюпа (так понимаю, на доски упали брюки парня!) тот облегченно выдохнул и зашуршал чем-то более сухим. Кажется, начал вытираться. Такого звукового оформления процесса Лаксу показалось мало, он не выдержал и спросил почти с робостью:

— Оса, ты на меня злишься?

— А то нет! — фыркнула, застегивая маленькие блестящие пуговички на жилетке, служащие сердцевинками цветков, вышитых на одежде. — Стоило на недельку оставить, и уже нахожу в кабаке, если бы еще и с бабой, вообще бы прибила или во что-нибудь превратила!

— Правда? — Лица Лакса я не видела, но, судя по интонации, на физиономии его расплылась блаженная улыбка, во всяком случае, мурлыкал он как котяра, обожравшийся свежей сметаной.

— Кому-то, чувствуется, одного купания было недостаточно, — предостерегающе прокомментировала я.

— Нет, что ты, вполне, вполне! — резво откликнулся вор. — Очень бодрит и дурь из головы вышибает. У меня все в порядке теперь, когда ты рядом. Я так рад, что ты возвратилась, Оса!

— Я и сама рада, — согласилась, пошевелив пальцами в мягчайшей обуви, и попросила: — Только в жизни всякое случается, ты больше не дури, не верь предсказаниям. Они ж намек, подсказка или загадка, а не прямой указ к действию. Вспомни хоть тот случай со стрелой!

— Может, у тебя и так, все повернуть да поменять можно. А у меня ведь сбывались, и не раз, — коротко и виновато вздохнул парень, звякая пряжкой ремня. Проворный вор уже почти оделся.

— Между предсказаниями для тебя и для меня никакой метафизической разницы не существует. Ну чего уперся? Все равно уже не раз талдычила: сбудется что или нет, все от нас зависит, если, конечно, разумную меру между фаталистической безнадежностью и пустыми метаниями соблюсти удастся, — привалившись к сундуку для удобства, захихикала я, вспомнив один из любимых анекдотов. Фаль тоже заерзал на моем плече, меня позу. Сильф в беседу с вором не вмешивался, на удивление тактично почувствовав, что этот разговор не про него.

— Ты чего смеешься? — почти обиделся Лакс.

— История в тему на ум пришла, — поделилась я. — Один мужик шел по улице и увидел Смерть. Она стояла и очень пристально, эдак неотрывно, смотрела. Того пот холодный прошиб, сгреб он все свои сбережения, кинулся к колдуну, взмолился: «Прошу тебя, спрячь, отправь меня куда-нибудь подальше, Смерть за мной идет!» Колдун, не будь дурак, деньги взял и зашвырнул мужика в далекую-далекую страну на людный базар, где его и растоптал спустя пару минут взбесившийся зверь вроде огромадной лошади с длинным носом. Смерть душу беглеца встретила и головой покачивает: «Ты даешь, мужик, ну и скорость, а я-то все дивилась: какого фига ты сегодня в городе делал за тысячу миль от места, где мне тебя забрать предстояло!»

Вор против воли хохотнул над пересказанным анекдотом, а я продолжила:

— Это насчет пустых метаний, загоняющих в угол, вместо того чтобы выход подсказать. И еще, помнишь, я как-то о Первом правиле волшебника эльфам говорила? Ты поверил в то, во что больше всего боялся поверить, и даже не стал думать, что все эти «перестанет ходить» и «не под силу рукам человеческим» могут означать что-то отличное от того, что ты уже успел вбить себе в голову!

— Тебе легко говорить, ты же магева, а без талантов к волшебству в этой паутине не разобраться. Точно мушка, только больше запутаешься, — вздохнул Лакс и помотал головой. — Я, впрочем, все одно дурак, нашел где утешения искать — на дне кувшина. Прости, коль сможешь!

— Творец простит, а мы лучше пойдем обедать, — рационально предложила я. — Кейр мисками гремит, обильное слюноотделение провоцирует, Фаля сейчас Кондратий обнимет от неразрешимых противоречий: где лучше находиться — на моем плече или в том священном месте, где кашу раскладывают.

— Оса! — укоризненно зазвенел сильф. — Ты куда лучше перловой каши с ветчиной!

— Ну спасибо, дорогой, за столь высокую оценку! — выбираясь из-за баррикады вещей, заулыбалась я, отметив, как малыш по запаху угадал меню будущей трапезы. — Однако я тоже есть хочу, а Лакс, если кушать не желает, может просто на нас благоговейно смотреть.

— Именно благоговейно? — уточнил вор с почти прежней задорной ухмылкой.

— Именно! — с поистине королевским достоинством подтвердила я, показав приятелю язык, и прошествовала мимо него.

Очень хотелось остановиться, прижаться к Лаксу, почувствовать рядом с собой его жилистое тело, снова вдохнуть его удивительный травянистый запах, зарыться пальцами в начавшие высыхать и виться задорными вихрами рыжие лисьи волосы и смотреть, смотреть в голубые веселые глаза, следить за тем, как смех в них уступает место совсем другим чувствам. Однако поистине титаническим усилием воли удержалась от «развратных» действий. Я, конечно, очень соскучилась, но бросаться так вот на едва протрезвевшего парня казалось мне не слишком уместным, да и Фаль с телохранителями вряд ли предоставили нам достаточно времени для романтического свидания.

А еще я чувствовала какую-то едва уловимую скованность после разлуки. Так часто случается даже между очень хорошими знакомыми. Ты помнишь, как хорошо бывало прежде, надеешься, что так же станет снова, и одновременно боишься, что больше так не будет, поэтому тянешь время, ждешь, чтобы само все утряслось. Иногда утрясается, иногда нет. Мне казалось, что с Лаксом непременно утрясется. Ведь когда я проходила мимо, он подался навстречу и остановился, смутившись. Наверное, все еще переживал за свое свинское поведение.

Уловив это его движение, я разом отмела все предрассудки. Неожиданно развернулась, нежно чмокнула вора в щеку и шепнула в острое ухо:

— Как здорово снова тебя увидеть!

Застигнутый врасплох Лакс ошалело моргнул и просиял дурной от счастья улыбкой. Я вылезла из фургончика, а он так и вовсе почти вылетел следом, словно обрел талант к левитации или позаимствовал крылья у сильфа.

Наводчик Фаль определил верно. Кейр как раз раскладывал по мискам исходящую паром кашу из походного котелка. Практичный телохранитель не терял времени даром. Оставив Гиза надзирать за нами, чтобы магеву снова не украли, мужчина успел смотаться в ближайшую харчевню и притаранить съестного на всю компанию. Причем обзавелся он не только кашей, но и парой кувшинов с холодным ягодником. После впечатляющего ритуала отрезвления Кейр решил не рисковать и не соваться к магеве под нос с вином или пивом.

Несколько березовых чурбаков, сваленных между фургонами, идеально заменили стол и лавки. Поесть на свежем воздухе, не толкаясь в духоте, полумраке и антисанитарии кабака, показалось блестящей идеей. А может быть, сейчас любая пришедшая в голову благоглупость показалась бы мне таковой. Ведь я вернулась туда, куда стремилась всей душой, рядом снова были друзья, я могла творить магию и наслаждаться жизнью.

— Кейр, пахнет умопомрачительно! Однако перед едой следует не только мыть руки во избежание кишечных инфекций, но и исполнять обещания. Это я о том, чтобы дать тебе возможность видеть нашего замечательного сильфа, — с повышенным трудовым энтузиазмом, следствием длительного воздержания от эффективных магических действий, заявила я. — Какое заклятие рисовать, уже знаю, давай подумаем, на чем его изобразить. Скажи, который из предметов ты носишь регулярнее всего, желательно постоянно?

— Мечи, — не задумываясь ни на секунду, ответил воин.

— Что, и спишь с ними?! — восхитился Лакс то ли доблестью, то ли извращенными пристрастиями приятеля.

— Эй, Кейр, а ничего поменьше и попроще не найдется? — осторожно уточнила я. — Насколько знаю, мечи в вашем понимании не просто железки с острой кромкой. Они предметы особенные, почти одухотворенные, созданные с четкой целью. Не уверена, что этот изначальный импульс не исказит мои чары.

— Если только моя бляха траверской Лиги телохранителей, — пожал плечами мужчина и вытащил из-под рубашки потемневший от длительной носки на теле металлический кругляш с какой-то эмблемой из букв и скрещенных мечей.

Я протянула руку и перевернула теплый значок. Ур-р-ра! Сзади на нем ничего декоративного не начеканили, а значит, можно было использовать свободное пространство по своему усмотрению.

— Подойдет! Сымай! — скомандовала и залезла в сумку, приговаривая: — Так, ручка и карандаш нам не подойдут, легко сотрется. Где-то тут у меня иголка завалялась, попробуем ею нацарапать.

— Может, тебе шило дать? Подойдет? — предложил Кейр, подозрительно наблюдавший за моими манипуляциями. Но, видать, не слишком сильно он переживал за целостность и неприкосновенность бляхи-удостоверения.

Да уж, металл все-таки понадежней бумаги. Такой документ сложно испортить безвозвратно. Я вот до сих пор помню, как едва не рыдала Маришка Семенчикова, когда ее малолетняя племянница, оставленная погостить на выходные, «поиграла» с «красной книжицей» тетушки. Документик пришлось менять. В паспортном столе угорали, разглядывая художества малышки, заполучившей в шаловливые ручонки яркий зеленый фломастер, но на ускорение работы чиновников это никоим образом не повлияло. Так что за новым документом Марише пришлось изрядно побегать.

— Шило — это супер! Шило — это пять! Какой ты хозяйственный! — восхитилась я. — Знаешь, если б ты не был моим телохранителем, непременно постаралась бы выйти за тебя замуж, чтобы такое сокровище всегда было под рукой!

Кейр, ничуть не поверивший в мои матримониальные планы, усмехнулся, оскалился Гиз, захихикал Фаль, улыбнулся и Лакс, правда, несколько натянуто, что-то в этой шутке ему пришлось не по нраву.

Я положила бляху на широкий растрескавшийся чурбак, немного потеснила миски с кашей, источающие соблазнительное благоухание. Словно древний грек стило, взяла шило и быстро нацарапала на мягком металле три значка. Знак зрения, тайного знания и магии: кано, перто, лагу. По моей задумке это сочетание должно было в буквальном смысле открыть Кейру глаза на проделки, вытворяемые у него под носом всякими маленькими сильфами с большим аппетитом. Вот сейчас, например, малыш покинул мое плечо, чтобы порыбачить: он выуживал из каши особенно приглянувшийся кусок мяса размером с треть собственного росточка.

Проговорив имена рун вслух, полюбовалась мягким голубоватым свечением, охватившим композицию из трех знаков, вернула бляху владельцу и провозгласила:

— Готово, принимай работу!