Михаил Бабкин

Хитники

В подвале было сыро, пахло плесенью и кошками. Голая неяркая лампочка под низким потолком освещала только ближние стены и штабели пыльных кирпичей возле них. Возможно, здесь действительно затевали ремонт — водопроводные трубы, идущие вдоль потолка, выглядели изношенными дальше некуда, с многочисленными хомутами-заплатками, из-под которых там и сям сочилась вода.

Владелец подвала, упырь Авдей, оказался под стать своему месту обитания: среднего роста, невероятно худой, согбенный, с обширной лысиной в обрамлении грязных до черноты косм, в резиновых сапогах, неопределенного цвета брюках и наглухо застегнутом до горла затасканном френче — он поразительно соответствовал заранее придуманному Глебом образу. То есть походил на главного персонажа телесериала «Байки из склепа», жизнерадостного мертвеца-рассказчика. С той лишь разницей, что телевизионный покойник не носил очков — у Авдея же пол-лица занимали солнцезащитные стекла в уродливой роговой оправе. Крайне древние очки — подобные Глеб видел лишь на старых фотографиях пятидесятых годов.

— Понятненько,— не здороваясь, проскрипел Авдей, излишне долго вглядываясь зеркальными стеклами в посетителей, словно изучая и навсегда запоминая их внешности.— Этих, что ли, вести надобно? — Упырь повернул лицо к ангелу.

— Их,— кивнул Нифонт.— Ты что, спал? Еле к тебе достучался.

— В нашем деле поспешность вредна,— уклончиво ответил Авдей.— В вашем, впрочем, тоже.

— Это в каком смысле? — озаботился ангел.

— А в таком,— захихикал упырь.— Один точно так же спьяну в двери склепа все стучался, стучался…

— И что? — Нифонт пошарил в кармане пиджака, видимо, хотел достать папиросу и закурить, но передумал — обстановка не та. Не располагающая.

— И достучался: открыли, впустили. Съели.— Упырь облизнул тонкие губы серым языком. Добавил, помолчав: — Шутка.

— Смешно,— нейтральным голосом сказал ангел,— юмор, понимаю. Когда отправляетесь?

— Да хоть сейчас.— Авдей ткнул рукой куда-то позади себя.— В ливневых коллекторах практически сухо, то ли дело раньше, после обильного таянья снега… мнэ-э, не те нынче зимы пошли, не те! Опять же, червоточины на ходу, ни одна пока не закрыта, самолично ночью проверял. А теперь вопрос: есть ли у присутствующих какие-либо особые пожелания, требования? Давайте сразу, а то после не до того станет.

— Тут одному из моих подопечных обувка нужна.— Нифонт указал рукой на присмиревшего гнома.— Организуешь? Негоже чистокровному эльфу в домашних тапках по канализациям гулять.

— Без проблем,— заверил упырь.— У меня всякого хлама предостаточного, подберем галошики по размеру, за эдакие деньги чего ж и не постараться?

— Ах да,— спохватился ангел,— кстати, о деньгах. Я, граждане нарушители, внес за вас полную предоплату, зная, в какой финансовой дыре вы сейчас находитесь. Вернетесь, тогда и рассчитаемся.

— Мы — в дыре? — немедленно возмутился Федул.— Скажешь еще! Сколько ты заплатил, а?

— Пятьсот империалов,— поколебавшись, ответил Нифонт.— Хочешь сказать, что у тебя найдется подобная сумма? Ох, не смеши мои штиблеты, богатенький Федул.

— Ха! Дык, запросто.— Гном жестом фокусника сунул руку в один из оттопыренных карманов джинсов, с трудом вытащил оттуда пачку денег и небрежным жестом протянул ее ангелу.— Бери, не стесняйся! Всю забирай, у нас этого добра навалом. И вообще — мы, эльфы, народ денежный, ничуточки не скупой и на оплату скорый.

Ангел с озадаченным видом взял пачку, надорвал упаковочную ленту, пошелестел купюрами. Удивленно пожал плечами, мол, чудеса да и только, но спрашивать, каким образом разбогател вечно безденежный Федул, Нифонт не стал. Просто спрятал деньги в карман пиджака.

— Минуточку,— сдавленно произнес упырь, снимая очки и суетливо протирая пальцами чистые стекла — глаза у Авдея оказались абсолютно белые, как у вареной рыбы.— Мне надо на чуток отлучиться. Обещанные галошики… э-э-э.. обувочку принести, да-да.— Он шаркающей походкой спешно удалился в темноту. Куда-то в сторону указанных им сухих коллекторов.

— Ну ты, Федул, даешь,— язвительно заметил Глеб.— То из-за стольника драму всей жизни устраиваешь, то тысячами без сдачи расплачиваешься. Нет, я тебя порой совсем не понимаю.— Модест, выйдя из задумчивости, согласно крякнул.

— А и нечего голову в ненужных поисках истины надрывать,— задирая нос, сказал гном.— Одно дело какой-то там левый водила-чупакабра, мексиканский хрен с бугра, а другое — старинный друг, который не раз выручал и будет выручать в трудные моменты. Честь, Глеб, дороже!

— Уж сказал, как отрезал,— усмехнулся Нифонт.— Эх, какие там счеты, свои ведь люди… Но все равно спасибо.

Откуда-то издалека, из тихой подвальной ночи, куда ушел знатный диггер, он же почетный член общества «Всемирный зомби», донеслись ослабленные расстоянием жутковатые звуки. Будто кто-то, захлебываясь и одновременно икая, истеричной скороговоркой произносил невнятную речь — то повышая, то понижая голос.

— Чего это? — насторожился Глеб.— Слышите?

— Ерунда,— равнодушно ответил гном.— Канализация, обычное дело! Сливной бачок опорожнили, а ты уже за сердце хватаешься. Спокойней, Глебушка, спокойней, не то с такими нервами до старости хрен доживешь, окочуришься от инфаркта раньше срока.

— Весьма похоже на язык мертвых,— молвил Нифонт, все же доставая папиросу и закуривая.— Я не специалист, но…

— Ох не доверяю я этому упырю-вурдалаку,— с мрачным видом произнес Модест.— Ох сомневаюсь в нем! Продаст, сволочь. Или при первой возможности в спину зарежет.

— Другого проводника у меня нет.— Ангел раздраженно швырнул спичку в темноту.— Будьте бдительны — что я еще могу посоветовать?

Глеб, скучая, смотрел по сторонам: проводник задерживался, то ли подыскивая в каком вещевом схроне нужную Федулу обувку, то ли треплясь с друзьями-мертвецами по колдовской связи — любопытно, о чем? Так или иначе, но делать пока было нечего, разве что кирпичи в штабелях считать. Глеб поковырял в ухе пальцем, выдернул из ноздри щекочущий волосок, зевнул раз-другой, и тут его внимание привлекла оставленная невесть кем на ближнем штабеле тонкая книжица. Собственно, если бы не отчаянное безделье, то вряд ли бы парень обратил на нее внимание — ну лежит себе невесть чего, покрытое толстым слоем пыли, грязное и антисанитарное, наверняка никому не нужное, и пусть себе дальше валяется… Глеб стряхнул с мягкой обложки пыльную залежь, сдул остатки и, встав под лампочкой, прочитал в тусклом свете название брошюрки. Напечатанное крупным шрифтом, оно оказалось чрезвычайно любопытное: «Городской телефонный справочник посмертно живых абонентов». Чуть ниже и помельче чернело строгое предупреждение: «Для служебного пользования. Вынос из библиотечного склепа категорически запрещен!»

Глеб с нарастающим интересом зашелестел страницами, выискивая знакомые ему имена-фамилии, но ничего не нашел — и лишь тогда показал находку друзьям. Модест, глянув на ту брошюрку, только недовольно цыкнул сквозь зубы; хулиганистый Федул сказал, что ему подобная телефонная макулатура до заднего места. Ему бы галошики помоднее и в путь-дорожку, а то застоялись уже. Того и гляди, скоро есть захочется. И пить.

— А, зомби-справочник,— равнодушно молвил Нифонт, заглянул в исходные данные, сообщил: — К тому же устаревший, начала прошлого века,— и хотел было зашвырнуть книжицу куда подальше за кирпичи, но Глеб вовремя успел выхватить ее из ангельской руки. Пробормотав сердито: «Ни черта вы в раритетах не смыслите», парень спрятал брошюрку в карман куртки. После, на досуге почитает — поди, не каждый день подобные справочники обычному человеку попадаются. Есть над чем подумать: скажем, о бренности жизни, смысле существования и реальной возможности стать в конце концов ожившим мертвецом… хотя кто его знает, награда это или расплата — жизнь после смерти?

Наконец вернулся проводник, нынче с оранжевой строительной каской на голове. В руках у Авдея были квадратный аккумуляторный фонарь невесть какого года производства и обещанные галошики детского размера, вполне приличной сохранности — во всяком случае, без видимых на просвет дыр. Федул надел резиновую обувку, для проверки хорошенько потопал, попрыгал и, презрительно обозвав долгожданные галошики дефективным старьем, потребовал немедленно двигаться в путь. Упырь возражать не стал, на прощание указал Нифонту захлопнуть за собой дверь, мол, там замок автоматический, само запрется, и, без лишних слов сунув Глебу в руки железную коробку с фарой, вновь отправился в темноту.

Парень включил фонарь — батарея оказалась подсевшей, но выбирать не приходилось. Авось аккумулятор продержится сколько нужно и им троим не придется брести по коллекторным туннелям на ощупь — упыря Глеб в расчет не брал, потому как был абсолютно уверен, что тот отлично видит в кромешной темноте. Иначе бы не защищал глаза темными очками от света потолочной лампочки.

— Летите, голуби вы наши диггерные.— Ангел вяло помахал рукой вослед уходящим в подземную неизвестность друзьям.— Удачи вам… удача, она никогда не помешает.— Он достал и закурил очередную папиросу, чутко прислушиваясь к доносящимся из темени далеким звукам — Авдею он, как и бабай Модест, не доверял. Однако на то имелись свои, личные причины.

Выждав на всякий случай с пяток минут и неспешно выкурив папиросу до картонного мундштука, ангел собрался уходить — делать больше в пустом подвале было нечего. Но едва он приоткрыл дверь, как та ударом отбросила его назад — в подвал ворвались чернокостюмные орки Василий и Петр. Ворвались и остановились, в недоумении озираясь по сторонам.

— В чем дело, господа? — Ангел невозмутимо отряхнул костюм от налипшей пыли, поправил кепи.— У вас какие-то проблемы?

— Это у тебя сейчас проблемы будут,— огрызнулся орк с подбитым глазом,— если дальше нас господами называть станешь. Они, сволочи, по банкам и офисам сидят… эх, душили мы тех господ в тридцатые, душили, да так до конца и не передушили!

— Спокойнее, Петя, спокойнее,— урезонил его товарищ,— мы сюда не для юношеских воспоминаний пришли и уж тем более не для идеологических споров. Гражданин, не знаю как вас там кличут, а где трое… э-э-э… ну, амбал в ватнике, коротышка в тапках и обычник? Куда подевались?

— А, собственно, зачем они вам? — поинтересовался Нифонт.— Я не настаиваю на ответе, но очень, знаете ли, любопытно.

— А в морду? Чтобы лишних вопросов не задавал,— прищурив здоровый глаз, ответно поинтересовался особист Петр.— Отвечай, скотина, и не корчь из себя интеллигента, не советую. У меня к ним особое отношение, можно сказать, аллергическое. Как на заразу.

— Петруха, отстань от дурака,— принюхавшись, подал голос напарник,— я уже сам разобрался. След горячий, запах еще в воздухе висит… эге, да с ними и мертвяк какой-то! Они туда двинули.— Василий махнул рукой в дальнюю сторону подвала.— Замемори козлу память на минус час да пойдем, авось успеем догнать.

— Но все же? — настойчиво переспросил Нифонт.— Зачем вам эта троица?

— Затем,— доставая из нагрудного кармана черные очки и цепляя их на нос, с усмешкой молвил Петр.— Оно тебе вовсе знать не положено — впрочем, отчего ж и не сказать? Все равно ты сейчас, гы-гы, позабудешь. Нам обычник нужен, по заданию начальника Музейной Тюрьмы, надо кой-какой артефактик у него отобрать. Режуще-колющий.

— Кончай зря трепаться,— с досадой произнес Василий,— у тебя, ей-ей, натуральная логорея началась. Делай дело — и вперед, хватит всякие трали-вали разводить!

— Действительно,— согласился Петр, рывком выдернул из кармана пиджака нечто, похожее на длинную гаванскую сигару, и пыхнул из того «нечто» в глаза ангелу ослепительно белым светом; Нифонт застыл, будто окаменел. На ходу снимая очки и пряча стиратель памяти на место, Петр догнал напарника. Орки, шумно принюхиваясь, направились в темень, к входу в ливневый коллектор — похоже, темнота их нисколько не пугала. Вернее, не создавала трудностей для передвижения.

— Слушай, Вась, а что такое эта твоя логорея? — напоследок, едва слышно, донеслось издалека.

— Словесный понос,— ответил напарник, и в подвале наступила полная тишина.

Нифонт глубоко вздохнул, смахнул с щек натекшие слезы, крепко потер лицо ладонями.

— Сволочи,— зло сказал он, направляясь к выходу.— Мало того что мне после недавних обысков такие же уроды таким же мозгостирателем в лицо сверкали, еще и тут не уберегся… Ну все, конъюнктивитом с насморком я на сегодня обеспечен, весь в слезах да соплях ходить буду. Подонки, чтоб вас в подземельях крысы-мутанты сожрали и не подавились.— Нифонт вышел из подвала, с грохотом захлопнув за собой железную дверь.

В тоннеле ливневого коллектора было грязно, сыро и неожиданно тепло; воздух, как ни странно, пах земляной прелостью, а не ожидаемыми Глебом канализационными фекалиями. Упырь Авдей, говоря о «сухости» городских сливов, наверняка подразумевал то, что идти придется не по пояс в воде, а шлепая по вязким лужам и держась в сторонке от мутного ручейка уличных нечистот.

Глеб шел следом за Авдеем, светя фонарем в низкий потолок. Освещение получалось неважное, слабое, зато рассеянное и достаточно равномерное — идущие за ним Федул и Модест хотя бы могли видеть, куда и во что наступают. Гному путешествие не доставляло никаких неудобств, зато Модесту приходилось туго: высота тоннеля не соответствовала бабайскому росту и потому здоровяку приходилось идти чуть ли не в полусогнутом состоянии. Что для бабая, конечно, было неудобно и утомительно.

Бетонные стены коллектора посверкивали многочисленными капельками воды; внизу, у стен, росли мелкие грибы самых необычных форм и расцветок. Было тихо, лишь откуда-то издалека — то ли сзади, то ли спереди — доносилась нечастая, равномерная капель.

— Я одного только не пойму,— с живым интересом сказал Федул в спину Глебу,— а почему здесь дерьмом не воняет? Я-то думал, что будем идти среди гор какашек и завалов использованной туалетной бумаги, а тут вон как, почти цивильно.— Бодрый голос гнома отдавался невнятным эхом по всему тоннелю.

— Потому что вентиляция,— глухо отозвался проводник,— через уличные решетки. Канализация жилых домов проходит по другим коллекторам, именуемых фекальными, диггеры туда не лазят. И очень прошу — говори тише! На всякий случай.

— Ага, теперь понятно,— понизил голос Федул и тут же продолжил ненужные расспросы: — А чего тут вообще интересного бывает, э? Бандиты всякие с пистолетами, бомжи… А нас, случаем, не затопит, если вдруг ливень грянет? Ну, типа «люблю грозу в начале мая» и всякое прочее, сопутствующее? А электричеством нас до смерти не шарахнет? Не то, слыхал я, случаются под землей бесхозные электрокабели…

— Отвечаю один раз, по существу вопросов, и более прошу меня от работы не отвлекать,— раздраженно проскрипел Авдей, остановился, обвинительно ткнул пальцем в сторону гнома.— Первое: бомжи в этих тоннелях не живут, они предпочитают или чердаки, или теплотрассы. Второе: в случае мощного ливневого сброса здесь и впрямь можно утонуть. Третье: по кабельным коллекторам, в которых проходят силовые или информационные кабели, мы идти не будем. И последнее, четвертое: я проводник, а не гид! Заткнись, будь любезен.— Упырь нервно дернул щекой, отвернулся и пошел дальше.

— Эх, жаль про бандитов ничего не сказал,— разочарованно протянул гном,— самое интересное, поди, утаил.

Авдей сделал вид, что не расслышал.

Минут через десять упырь вдруг остановился, молча указал рукой вниз: в стене, чуть выше мокрого пола, чернел круглый лаз. Огромный для Федула, достаточно большой для Глеба и явно тесноватый для Модеста.

— Нам сюда,— присев на корточки перед дырой, пояснил Авдей.— Так называемый ракоход.

— Почему «ракоход»? — не понял Глеб.— Впервые подобное слышу.

— Потому что перемещаться по нему можно только на четвереньках.— Проводник нырнул в бетонную трубу лаза.

— Эй-эй,— всполошился Федул,— а куда эта фигня нас выведет?

— Куда надо,— гулко донеслось из трубы.— Вы лезете или мы назад возвращаемся?

— Лезем,— за всех решил Глеб.— Федул и Модест, давайте вперед, а я за вами — у меня фонарь, буду сзади дорогу подсвечивать. Опять же, если бабай застрянет, то смогу его подтолкнуть.

— Не застряну,— грустно пообещал Модест, снимая с себя фуфайку и сворачивая ее в ком: на бабае, как оказалось, была надета холщовая рубаха с нарисованными по ней деревенскими хатками, лошадками, гусиками и свинками — великая сельскохозяйственная мечта горожанина Модеста. Его жизненная цель и устремление.— Я уж как-нибудь… Уф.

Он, держа ком под мышкой, с неохотой последовал за гномом, едва протискиваясь в лаз и бурча себе под нос что-то ругательное. Глеб, заранее сожалея об испорченных брюках, тоже влез в сырую трубу и пополз за Модестом, высвечивая фонарем впереди себя лишь брезентовый зад бабая да грязные подошвы его кожаных лаптей.

Бетонный ход, ощутимо ведущий вверх, казался бесконечным: Глеб все полз и полз, не зная, когда и чем он закончится. В голову лезли самые поганые фантазии — вроде того, что впереди обнаружится глухой завал и им придется пятиться назад; что они надышатся здесь каким-нибудь ядовитым подземным газом и помрут, молодые и красивые, прямо сейчас, в коллективной могиле неустановленного местонахождения. И еще что за ним кто-то лезет — вдалеке, осторожно, стараясь не шуметь… Глеб помотал головой, отгоняя бредовые мысли и наддал ходу, чтобы не отстать от Модеста.

Внезапно Глеб почувствовал, что падает, и едва не заорал в полный голос. Но падение оказалось коротким, всего пара сантиметров — дно хода вдруг само по себе стало чуть ниже. А потолок — выше. А стены — шире и суше.

— Миновали первую червоточину,— донеслось запоздалое предупреждение Авдея.— Не паниковать, мы скоро выберемся из ракохода. Все будет хорошо! Уж поверьте знатоку.— Тут упырь то ли закашлялся — надсадно, взахлеб,— то ли рассмеялся лающим смехом; у Глеба от тех звуков по спине пошел мороз.

— Надеюсь,— вздохнул Модест.— Ох, хоть чуток попросторнее стало… Не бабайское оно дело по крысиным ходам лазить, не для того нас матушка-природа создавала.

— А для чего? — мигом откликнулся неугомонный Федул.— Пиво пить и вяленую рыбку под него трескать? Ха! Это и мы, знатные эльфы, запросто умеем.

— Ну тебя,— устало отозвался Модест.— Нашел время шутки шутить.— Но вместо ожидаемого ехидного ответа гном истошно завопил, будто его шилом в зад ткнули. А после резко умолк.

— Что стряслось? — заволновался Глеб.— Что? Мне же не видно!

— Лаз закончился,— спокойно доложил бабай,— до пола с метр будет. Туда-то наш многословный друг и шмякнулся… Ан нечего было на глупые разговоры отвлекаться, никакой пользы от них, один сплошной вред.— Бабай, пыхтя и отдуваясь, вывалился из бетонной трубы, встал и помог вылезти Глебу.

Место, где они очутились, менее всего походило на подвал жилого дома: высокий сводчатый потолок с двумя рядами цилиндрических плафонов, ныне, разумеется, не работающих; далеко разнесенные стены с большими, не полностью еще истлевшими плакатами, на которых строгие люди в несовременной военной форме всячески призывали гражданское население бдить и на провокации не поддаваться. В противоположной от лаза стороне, возле круглой железной двери с запорным штурвалом, возвышался некий агрегат с торчащей из него ручкой вращения, удивительно похожий на механический арифмометр «Феликс» (были такие в шестидесятые годы, Глеб в кинохронике видел). К сожалению, света от почти разряженного фонаря не хватало, чтобы полностью разглядеть весь подвал, но у Глеба сложилось нехорошее впечатление, что они попали на некий «закрытый» объект. Или на забытый армейский склад, или в законсервированное бомбоубежище. Последнее предположение оказалось верным: Авдей, прикрывая очки ладонью, будто в лицо ему бил яркий свет, огляделся сквозь пальцы по сторонам и проскрипел:

— Можете полюбоваться — когда еще вам старое бомбоубежище увидеть доведется! Но задерживаться тут нельзя, слишком большой радиационный фон, аж глаза режет… впрочем, для вас достаточно безопасный.— Упырь мельком глянул в сторону Глеба, хмыкнул: — Но не для всех.

— А где оно расположено? — Федул сунул дубинку за веревку-пояс, старательно отряхнул свитер.— Чего-то я не слыхивал о подобных объектах в наших краях. Хотя, конечно, военные не слишком любят афишировать свои успехи в области брошенных ими построек бомбово-стратегической ориентации, хе-хе.

— Понятия не имею,— равнодушно пожал плечами упырь.— На червоточинах указателей нет, куда ведут, туда и ведут. Возможно, в нашем городе, а может, и где-нибудь в Сибири, откуда я знаю! — Авдей подошел к круглой двери, ухватился за штурвал, с натугой принялся вращать его против часовой стрелки — запорное колесо хоть и скрипело, частенько заедало, но все-таки шло.

— Опаньки, чего это? — Любознательный гном ухватился за ручку механического агрегата.— Промышленная мясорубка, что ли?

— Система принудительной вентиляции,— напряженным голосом сказал Авдей,— лучше бы ты ее не трогал. Еще накачаешь сюда какой вирусной дряни… про «болезнь легионеров» слышал? Мне-то все равно, но тебе, думаю, не понравится.

Федул поспешно убрал руки за спину.

Штурвал окончательно заклинило; проводник, перхая и хватаясь за грудь, отошел в сторону, кивком указал бабаю — мол, давай, подсобляй. Модест поплевал на ладони и взялся за колесо.

— Хы,— глубокомысленно изрек гном, наблюдая за стараниями бабая,— а что, другого пути у нас не было?

— Почему же.— Авдей наконец отдышался.— Есть один неплохой путь, а как же. Можно сказать, даже комфортный… По ночам, говорят, ездит по городу в необозначенный час трамвай неизвестного маршрута, с призраком-вагоновожатым, прямиком отсюда и в империю. Да только не многие туда доезжают.

— Это почему же? — хрипло спросил Модест, продолжая давить на обод колеса всем телом.

— Говорят, жрет тот трамвай своих пассажиров,— причмокнув, облизнулся Авдей.— Ежели они ему не понравятся.

Глеб почесал в затылке: где-то он подобную городскую байку уже слышал или читал о ней. Но где именно — вспомнить не смог, не успел: запорный штурвал с отвратительным хрустом провернулся, едва не уронив бабая на пол, и пошел дальше легко-легко. По всей видимости, Модест открыл замок железной двери раз и навсегда — чего-чего, а дурной силушки у бабая хватало!

Модест, пыхтя, потянул штурвал на себя. Дверь медленно, как в третьесортном фильме ужасов, отворилась — из черноты за ней пахнуло обязательной сыростью, гнилой тухлятиной и ржавым железом.

— Э-э-э… нам туда, что ли, лезть? — недовольно поморщился гном.— Глебушка, мил человек, иди-ка первым, ты у нас типа за разведчика будешь. В случае чего мы тебя никогда не забудем! Водочки выпьем, пирожками помянем, то да се…

— А фиг тебе,— не согласился на заманчивое предложение Глеб.— Вот еще! Сам первый топай.

— Нужная нам червоточина находится здесь, аккурат посреди выхода.— Авдей похлопал ладонью по металлической стенке перехода из бомбоубежища в соседнее помещение.— И мы на месте.

— Тогда чего стоим, кого ждем? — заволновался Федул.— А ну-ка, пропустите храбреца! — С этими словами гном ринулся в переход, где и исчез, словно растворился в стылом вонючем воздухе.

— Орел, а не эльф,— с уважением молвил бабай, обтирая потное лицо войлочной шапкой,— ничего не боится, чертушка, экий удалец!

Модест надел фуфайку и без лишних слов шагнул в червоточину. Следом за ним прошел Авдей. Глеб, напоследок посветив фонариком в сторону лаза — не забыли ль чего по пути, не потеряли? — тоже нырнул в переход. И лишь после сообразил, что, похоже, видел в отверстии бетонной трубы чью-то физиономию, резко отпрянувшую от луча света… нет, не может быть — скорей всего, показалось. Тем более что возвращаться назад и разбираться с увиденным было некогда — червоточина перенесла Глеба к назначенному упырем месту.

То есть на площадку заброшенной станции метрополитена.

Выложенный черной плиткой пол тускло поблескивал сквозь тонкий слой пыли; высокий потолок светился неярким, призрачно-голубым светом, чем-то напоминая подернутое дымкой летнее небо. Вдоль широкой поездной траншеи с тремя ржавыми рельсами на дне, чуть ближе к середине площадки ожидания, стояли рифленые колонны, надежно соединяя метрополитеновские землю и небеса. У стены с лавками располагались одинаково-типовые торговые будочки с выбитыми стеклами и шкафы-автоматы по продаже всякой всячины — с мятыми корпусами и отсутствующим в них товаром. Чуть дальше, в самом конце платформы, находился ведущий вверх эскалатор с обшарпанными ступеньками, само собой, мертвый, неработающий.

Над площадкой дул непрерывный, едва заметный сквознячок, воздух пах арбузной свежестью и мокрой, словно после грозы, пылью. Глеб с удовольствием продышался, избавляясь от остатков затхлой вони в носу.

— Интересно, куда это мы попали? — с любопытством оглядываясь по сторонам, задал правомерный вопрос гном.— Ну и глухомань с рельсами… метро, что ли?

— «Стан-ци-я Зем-но-морье, ко-неч-ная»,— старательно, по слогам, глядя на стену поверх головы Глеба прочитал бабай.— Эть какой у них шрифт заковыристый! Своеобразный, да.

— А теперь что? — спросил Глеб, выключая фонарь.— Будем поезд ждать? Или нам по эскалатору наверх?

— Или,— согласился упырь, нервно потирая ладони и невесть зачем сторожко поглядывая по сторонам.— По эскалатору, несомненно. Наверх.

— Так просто? — огорчился гном.— Каких-то полчаса лазания по дурацким подземным трубам — и мы уже в империи. Получается, за эдакую познавательно-увеселительную прогулку по местам диггерской славы с нас содрали аж целых пятьсот империалов?! Натуральный обман и грабеж.

— «Просто» бывает, лишь когда знаешь «как»,— назидательно ответил упырь.— И не пятьсот империалов, нет.— Авдей издевательски захихикал.— Верно ты заметил про грабеж, ой верно!

— Глеб, однако мы здесь не одни,— спокойно произнес Модест.— Вона, гляди.

Из-за колонн, лениво помахивая бейсбольными битами, выходили таившиеся там люди… нет, не люди — такие же упыри-диггеры, как и Авдей. В такой же одежде, в таких же очках: с полтора десятка живых умертвий, несомненно предупрежденных любезным проводником.

— Ага,— повернувшись к нападающим и вытаскивая из-за пояса любимую дубинку, удовлетворенно сказал гном,— они хотят драки! Что ж, будет им и драка, и глобальное побоище с летальным исходом, все будет.

Он, крепко ухватив свое цветастое оружие обеими руками, замахнулся им, примеряясь, и, сам того не желая, врезал в лоб стоявшему позади Авдею. Упырь, коротко охнув, схватился за ушибленное место — да так и застыл с горестно приложенной ко лбу ладонью, постепенно светлея до молочной белизны и наконец становясь абсолютно прозрачным. Через пяток секунд вместо диггера Авдея на площадке красовалась стеклянная скульптура, которой вполне подошло бы название: «Боже, я забыл дома включенный утюг!»

— Подходите ближе, я урок преподнесу! И вообще — кто на новенького?! — не заметив того, что он сделал с Авдеем, в азарте вопил гном, размахивая дубинкой и возбужденно подпрыгивая на месте.— Давай-давай!

Бабай, хмыкнув, скинул с себя фуфайку, принял боксерскую стойку. Глеб, за неимением другого оружия, приготовился драться увесистым фонарем.

Долго упрашивать себя упыри не стали — переглянувшись, словно посовещались взглядами, они разом кинулись в атаку.