Юрий Иванович
Нирвана
ПРОЛОГ
3594 г., начало осени, окраины системы Вихелоуса
Громадина внешнекосмического истребителя «Гузер» при выходе из пике провисла до самой поверхности. Два одиноко стоящих между холмов дерева оказались снесены пламенным вихрем реактивных дюз и кромками боевого крыла, но удар вкупе с перегрузкой получился слишком жестким даже для этого уникального боевого корабля. А уж тем более для переживших не одно сражение воинов. Один из них, с перекошенным от усилий ртом, прохрипел:
— Николя, мать твою! Что творишь?!
— Не дрейфь, Малыш, прорвемся! — рыкнул ему в ответ пилот истребителя.
В следующий момент перегрузка только усилилась при попытке вильнуть в обход возникшей на пути скалы, и третий член экипажа, чернокожий штурман, зажимая пальцами кровоточащий нос, прогундосил:
— Этот мутант хочет нас в лепешки превратить!
— Следи за словами, мой небелый друг! — зло рассмеялся Николя, на максимальном форсаже уводя тяжеленный для таких маневров корабль вверх. — По чьим данным мы здесь находимся? Вся твоя собранная со спутников информация гроша ломаного не стоит. Как по мне, то…
— Вот, вот они! — торжествующе заорал негр, чуть не всем корпусом вонзаясь в виртуальный боефикатор перед собой, на котором во всех подробностях освещались детали полета. — Вали их, Малыш! Вали!
— Не надо так кричать, Алоис, не надо, — скорей шипел, чем выкрикивал сквозь зубы оператор бортового вооружения.
Вращаясь на своем кресле внутри еще более масштабного боефикатора, он практически одновременно, всеми десятью пальцами рук, да вдобавок и двумя ногами отправлял по ненавистному врагу десятки снарядов, тысячи разрывных пуль, несколько торпед, две ракеты среднего класса и парочку кассет с бомбами.
Итоги напористой атаки оказались на удивление эффективными: из трех уже совершивших посадку и двух только снижающихся пиратских кораблей целым остался только один. Остальные четыре покрылись сполохами разрывов, бликами расколов и черными дырами прямых попаданий торпед и ракет. Суммарный взрыв удачного залпа изрядно наподдал кренящемуся «Гузеру» под зад, поэтому пилоту пришлось опять с максимальной перегрузкой выравнивать крен и по гораздо большей, чем положено, дуге заходить в пике новой атаки. При этом Николя радостно орал довольному штурману:
— Ай да Алоис! Ай да молодец! Все-таки правильно высчитал гнездо этих недоносков!
— Ну вот, а ты меня попрекаешь цветом кожи и хочешь убить перегрузками…
— Не ври, не попрекал! А по поводу недоверия, прости друг, отныне буду всегда кричать: «О мавр, ты прав!»
Истребитель опять снижался в сторону задымленного узкого ущелья, и оператор вооружения несколько заволновался из-за плохой видимости. Его боефикатор словно подернулся изнутри белесым туманом:
— Николя! Делай свечку! Я лучше сверху еще две последние кассеты с бомбами сброшу, и вся недолга…
Но, одушевленный своими сбывшимися выводами, штурман вдруг узрел еще нечто ценное на своих виртуальных экранах. Он даже сдерживаться не стал от восторга и боевого азарта:
— А ведь это их база! Точно, ребята, что б я провалился! Вон видны открытые створки большого ангара. Понизу, Николя, понизу иди! А ты, Малыш, не зевай и всеми торпедами бей!
Начавший было подниматься нос «Гузера» вновь резко клюнул вниз и с ревом несущего смерть торнадо вонзился в клубящийся дым.
— Зря мы так рискуем, — бормотал недовольный Малыш, продолжая тем не менее заливать смертоносными снарядами как оставшийся целым корабль пиратов, так и мечущиеся во все стороны дезорганизованные толпы противника.
Основной удар он тоже успел нанести: направил в створ виднеющегося ангара все четыре оставшиеся торпеды и две большие ракеты. Напоследок еще и обе кассеты с бомбами вывалил.
За мелькнувшей тенью внешнекосмического истребителя на поверхности образовался еще больший ад, но не успел экипаж довести радостный крик победы до высшей точки, как тут же крик радости перешел в стон отчаяния. Все трое прекрасно увидели на своих боефикаторах, как из клуба дыма и пламени, охватившего ущелье, следом за «Гузером» вынырнули две огненные полоски искрящего огня.
— «Берсерки-2»! — выдохнуло в унисон три рта.
Пираты имели баснословно дорогое оружие «последней надежды» и успели его каким-то образом использовать. А от этой его модификации, на таком расстоянии и на такой мизерной высоте спасения практически не существовало. Конечно, как пилот, так и оператор бортового вооружения сделали все, что возможно. И даже достигли невероятного, если можно так сказать, успеха. Сразу два облака противоракетной магнитной стружки и три десятка мини-ракет перехватчиков совершили чудо: один из «берсерков» взорвался за две сотни метров до намеченной для него цели. Зато второй отработал на все сто. Почти непобедимый, наводящий страх на врагов только одним своим видом истребитель вздулся багровым облаком взрыва, разлетаясь в стороны крупными и мелкими обломками.
Хотя всего лишь за секунду до этого вверх взметнулась реактивная спасательная капсула. Погибающий «Гузер» предоставил своему геройскому экипажу последний шанс для спасения.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
3594 г., начало осени, окраины системы Вихелоуса
Прошли сутки.
Командир базы шестого пограничного сектора системы Вихелоуса, невысокий широкоплечий крепыш, уже минут двадцать метался перед троицей стоящих навытяжку офицеров и ругался. Витиевато ругался, а порой и вовсе… нехорошо. Но оборванные, прокопченные гарью и убеленные свежей медицинской липнущей пенкой воины терпеливо сносили все несуразности в свой адрес, стараясь не краснеть и выглядеть невозмутимыми предметами внутреннего интерьера. Сказывался большой опыт подобных выволочек.
Тем более что смиренная линия поведения с разъяренным полковником срабатывала всегда, везде и лучше всего: он уже заметно выдохся и теперь стал сбиваться на частые повторы:
— Вам только на фанере летать! Такой истребитель просра… А знаете, чего мне стоит новый выбить?! Дырку от бублика вы знаете! И не узнаете никогда! Потому что вам… Вам только на фанере!..
В какой-то момент командир осознал всю бесполезность раздаваемой безадресной ругани и перешел на индивидуальный метод. Первым подскочил к самому длинному, ростом в двести три сантиметра оператору бортового вооружения, который стоял в центре строя. Хотя, чтобы заглянуть тому в глаза, крепышу-полковнику пришлось бы встать на табуретку.
— Ты! Вот скажи мне, когда уже твоя деланая рассудительность начнет совпадать с жизненной необходимостью? А? Чего молчишь, господин Агнер Ллойд?! — Хорошо было известно, насколько стрелок ненавидел свое официальное имя, с которым он проходил по бумагам и ведомостям. Хоть оно и было ненастоящим, но все равно ненавидел. — Или тебе напомнить твое же любимое выражение: «Удар судьбы в лоб означает, что не возымели действия ее пинки в зад»? Как раз о тебе! Не находишь? Из-за твоей мягкотелости вы все могли сейчас неизвестно где валяться в виде обгорелых кусков мяса! Или висеть безголовыми чучелами в пыточных подвалах! Ты об этом подумал? Чего молчишь? Или тоже молчал, когда следовало остановить своих товарищей и наставить их на путь истинный?
Наверняка полковник уже прослушал каждое слово записи с борта истребителя перед его катастрофой и знал, что Малыш как раз и пытался предостеречь от слишком резкого снижения к земле. Что в конечном итоге и лишило реальных шансов в момент опасности отбиться от ракет «берсеркер-2».
Но ведь не станешь сваливать вину на товарищей, подставляя их и выгораживая себя. Истинные аристократы, представителем которых и слыл высоченный Малыш, так не поступают. Поэтому оператор со знаками различия капитана только повинно склонил голову, и даже в какой-то момент показалось, что он стал ростом ниже полковника.
Делающий разнос начальник раздосадованно фыркнул и, шагнув влево, вызверился на командира экипажа:
— Тебе уже сколько лет?! Двадцать?
— Никак нет! — выдохнул Николя. — Двадцать восемь недавно исполнилось.
— Не может быть! — злобно ерничал полковник, в притворном изумлении приседая и хлопая себя ладонями по коленкам. — Двадцать восемь? Почти моего возраста?! И все еще капитан? — Хотя на самом деле командиру базы уже было за сорок. — А по твоим действиям — больше двадцати не дашь. Словно зеленый молокосос, прешься на любое восклицание типа: «Ой, вон там баба голая мелькнула! Где?! Дайте и мне глянуть!» Тьфу! Да ты не гордость наших космических сил, а… а… Э-эх!
Он замялся, но, так и не подобрав подходящего слова, махнул рукой со всего плеча. Затем резко шагнул вправо и уже чуть не лбом уткнулся в подбородок штурмана.
— А ты, вычислительный центр, дающий сбои? Питание мозга отключилось? Да плюс запасные батарейки в ушах разрядились? А может, твой хваленый процессор кто-то подменил грецким орехом? Алоис, я тебя не узнаю! Куда подевалась твоя хваленая мудрость? Куда исчезла твоя рассудительность и тонкий расчет ситуации? Что случилось с твоими невероятными способностями аналитика? И почему ты не хочешь оправдаться? Ну, чего молчишь, словно язык проглотил? Отвечай: кто виноват? И никого не бойся. Малыш или Николя?
Негр от переживаний посерел еще больше, но ответил твердо:
— Скрывать не стану. Как и идти на поводу у боевых товарищей. Пусть они меня даже побьют за это. Поэтому скажу сразу с максимальной откровенностью: вся вина на мне. Готов понести заслуженное наказание.
После чего из полковника словно выпустили воздух. Плечи его поникли, уголки губ опустились, он развернулся и двинулся к своему письменному столу, бормоча при этом себе под нос с раздражением:
— Я из-за них седым стал! Того и гляди костоправы какую-то аномалию в сердце отыщут и в утиль спишут! А эти… хм, зяблики и в ус не дуют!
Но пока он обходил огромный стол и усаживался на стул, все три офицера расслабленно выдохнули. Буря кончилась, все самое страшное позади. Командира базы все знали прекрасно: будет кричать, ругаться, даже обидеть может сотней-другой нецензурных слов, но дальше этого никогда не пойдет. Перед проверяющими с Оилтона своих подчиненных разгильдяями не выставит, под суд не отдаст и разжаловать не позволит. Сам накажет, своей властью, но чужим под расправу не уступит. Да и вообще по большому счету ничего страшного не произошло. Ну немного увлеклись боем; ну не уберегли ценную космическую технику; ну потом еще сутки прятались в каких-то пещерах и отстреливались табельным оружием от взбешенных пиратов. Но ведь живы. Здоровы. Почти…
Кажется, хмурящийся полковник, вновь уставившись на троицу друзей, не только про раны вспомнил да про уничтожение самой мощной базы на окраине империи. Рука его весьма многозначительно, с чувством ударила по лежащей на столе папке, и голос вновь стал набирать обороты:
— Думаете, что наказания не последует? А зря! На этот раз вам потеря истребителя с рук не сойдет! Хотя… — он сделал паузу, словно размышляя, и только потом продолжил: — Хотя попытаюсь вам немного подсластить горькую пилюлю нашего с вами расставания.
Теперь уже все три офицера удивленно переглянулись между собой, а потом вновь недоверчивыми взглядами уставились на полковника. Что за потерянный «Гузер» их выпрут с боевой базы — они и предположить не могли. Но, с другой стороны, командир никогда не слыл пустопорожним болтуном, устраивающим розыгрыши своим подчиненным. Сказал, что придется расстаться, значит…
— Так вот, мое прошение в столицу. — Он нарочито медленными движениями открыл папку, поднял первый лист и стал зачитывать беглой скороговоркой, словно перечислял всем давно известные азбучные истины: — За уничтожение кораблей противника в количестве… так, тут все понятно. …За уничтоженную базу пиратов, состоящую из шестнадцати уровней… хм, здесь тоже ясно. …За проявленные мужество, отвагу и… ну и так далее. Ага, вот: представить капитана Николя Чарески, капитана Агнера Ллойда и старшего лейтенанта Алоиса Полсата к награждению орденами Витязя первой степени. То есть отныне вы можете себя с уверенностью считать полными кавалерами второй по престижности боевой награды после «Изумрудного Листка».
Лица офицеров расплылись в непроизвольных улыбках, хотя награды еще следовало утвердить в столице, потом их доставить, потом торжественно вручить. Но сомневаться уже не приходилось: раз полковник представил к орденам своего подчиненного, то он до императора дойдет, но своего добьется.
Другое дело, что несколько моментов офицерам хотелось прояснить немедленно:
— Целых шестнадцать уровней? — с восторгом переспросил Алоис, показывая в широкой улыбке свои белоснежные зубы. — Так это мы ту самую базу разыскали и сковырнули?..
— Ага, ту самую, — буркнул еще больше нахмурившийся командир. — Туда теперь весь пограничный флот окраин слетается, и роют, роют, роют… Я бы вас, ребята, сразу к «Изумрудному Листку» представил, да уж больно хотят некоторые адмиралы за найденную вами базу эти высшие награды на свои мундиры получить…
В его голосе слышалось столько отчаяния и тоски, что улыбки на лицах офицеров увяли, а Малыш стал прояснять следующий момент:
— Да ржавчина с ними, с наградами. Вы лучше признайтесь: чего это мы расставаться должны?
— Да вот… — Из папки выскользнул второй листок, улегся отдельно, а потом его резко припечатал к столу тяжелый кулак командира. — Не успели вас еще вытащить из пещер и доставить сюда, как штабные крысы бросились выслуживаться перед вышестоящим начальством. И уж так вас расхвалили, где совсем не надо, так расхвалили, что как раз перед вашим прибытием и докладом я вот это распоряжение и получил. Хотите послушать?
Он весьма выразительно уставился на подчиненных, и они сразу поняли, что весь нынешний ор с гневом как раз и был результатом данного неожиданного распоряжения. Поэтому командир экипажа позволил себе пошутить:
— Конечно, хотим. Но не в случае, если там приказ высчитать стоимость «Гузера» из наших жалований.
— Если бы! — возмутился полковник. — Вам в любом случае будет положена премия в расчете семи процентов от промышленных трофеев, отысканных на базе пиратов. Если судить только по предварительным результатам, то вам и на три внешнекосмических истребителя хватит. Да и мы бы для вас сбросились. А тут дела совсем иные… — Его лицо еще больше осунулось, как у отца, навсегда расстающегося со своими сыновьями. — Решили вас отправить на академическую переподготовку, а потом вообще забрать в Дивизион…
Он тяжело вздохнул, продолжая тем не менее пристально наблюдать за лицами трех офицеров. И заметив, что те расплылись в самодовольных улыбках, опять осерчал. Вскочил на ноги и затряс в гневе кулаками:
— Чего радуетесь, неблагодарные?! На базе вам чуть ли не кофе в постель подают, любые капризы исполняют, на любое нарушение дисциплины глаза закрывают, а они и рады поскорее отсюда сбежать! Очень похоже на коров, которые спешат вдаль лишь по той причине, что там трава зеленее. Думаете, в Дивизионе вашу доблесть и боевые умения оценят как положено? Ха! Ждите! А мне что прикажете делать?! С кем воевать придется?! Кого на бой с пиратами посылать?! Самому за боефикатор садиться?! А?!
Вот тут наконец и проявилось полное разгильдяйство представленных к награде офицеров, их непростительное легкомыслие и явное панибратское отношение к старшим по званию. Невзирая на кипящего эмоциями командира базы, они обменялись тычками кулаков в плечо, шлепками ладоней и совсем несолидным гусиным гоготанием. А потом еще и Николя своим задушевным баритоном обратился к командиру:
— Да ладно вам, полковник! Мы вас и в самом деле как отца родного любим, но грустить-то зачем? Пиратов в секторе, почитай, и не осталось после нашей бомбежки их базы, так что теперь можете спокойно себе служить, растить молодую смену да к нам в отпуск приезжать в любое удобное время.
Но тот все еще продолжал расстраиваться по поводу такой нежданной и, самое главное, неприятной для него передислокации лучших офицеров:
— Как же! Приедешь к вам в отпуск! Первые годы бойцы Дивизиона и столицы не видят, вечно их во все дырки по всей империи суют.
После чего, мотая с досадой головой, отправился к огромному сейфу и стал его открывать, прикладывая попеременно в определенной последовательности подушечки пальцев.
— Да сколько там тех годков? — веселился Малыш. — Не заметим, как и пролетят!
— И почему это нас обязательно на периферию загнать должны? — удивлялся Алоис. — Все-таки не желторотые лейтенанты, да и награды у нас не за протирание штанов в штабных креслах.
Полковник, не торопясь отвечать, сосредоточенно и с деловым видом достал из сейфа бутылку коньяка, четыре бокала и тарелку с тонко нарезанным лимоном, посыпанным сахарным песком. Расставил бокалы идеальным рядком и налил в каждый удивительно одинаковые порции янтарного напитка. Затем кивком пригласил к столу тройку офицеров, дождался, пока каждый выберет себе бокал, взял оставшийся и несколько дрогнувшим голосом проговорил:
— Ладно, ребятки, хочу первым выпить за ваш вчерашний подвиг, спасение и за сегодняшний переход на иные горизонты. Пусть и на новом месте службы у вас все складывается удачно, звания не задерживаются, а награды не теряются.
Все дружно выпили. Молодые офицеры сразу взяли по нескольку долек лимона и принялись интенсивно закусывать, тогда как командир базы откусил только маленький кусочек и, продолжая держать оставшийся ломтик в руке, стал отвечать на последний вопрос Алоиса:
— У меня ведь тоже в высшем командовании друзья есть. Так что сразу после получения депеши я и связался по краберу с кем надо. Мне доверяют, да и особой тайны скорей всего в этом нет. В итоге ваше ближайшее будущее на несколько месяцев мне обрисовали весьма подробно. Слышали о такой планете — Нирвана?
Николя с Алоисом пожали плечами и перевели взгляды на Малыша. Аристократ, имеющий за плечами два высших образования, и тут не подвел:
— Планета двух пустынь, двух контрастов. Лед и песок, две полярные сущности по температуре, но единые по духу. Только две ниточки растительности между двумя пустынями. Аборигены — чернокожие гуманоиды. Всего два с половиной миллиона. Строй — феодально-общинный. Еще данные нужны?
— Да нет, спасибо. Полезные ископаемые нам неинтересны, как и количество песчинок в пустыне. — Заметив, что от лимона осталось только несколько сахарных крошек, полковник опять метнулся к сейфу и выложил на стол вазу с шикарными конфетами: — Ешьте! Шоколадные, с разной начинкой… Ага! Возвращаясь к Нирване… Именно туда сразу после прибытия на Оилтон вы и отправитесь. Не сами. А с целой группой иных офицеров, которые будут проходить интеллектуальную стажировку.
— Почему именно там? — выразил всеобщее удивление Николя. — В такой глуши?
— Нирвана расположена в самом центре нашей империи. Но именно из-за почти полной непригодности там и находится некий геодезический институт, где изучают напряжение атмосферы между полярными величинами. Как-то так звучит… да и неважно. Но под маркой этого института и находится Кафедра Интеллектуальной Стажировки всех без исключения воинов Дивизиона. И со временем по ее названию стали именовать и весь институт. Порой и элита других родов войск там тоже проходит теоретическую переподготовку. Ну и конечно же экстремальные условия только помогают закалять боевой дух и совершенствовать физическое тело. Уж такое дело, как ночевки в ледниках и среди раскаленных барханов, на Нирване в порядке вещей. Для этого там специально самые злобные инструкторы Дивизиона сменяют друг друга как в виде поощрения. Вот потому мне вас и жалко, кончились ваши поблажки и злостные нарушения дисциплины…
Командир внимательно присмотрелся к порозовевшим физиономиям и налил еще по одной порции коньяка. Подхватывая свой бокал и рассматривая янтарную жидкость на свет, Малыш словно ненароком поинтересовался:
— Когда это мы так злостно дисциплину нарушали?
— Ой! Как только язык поворачивается? А? — опять вскипел полковник, размахивая руками так, что чуть коньяк свой не расплескал. — Какой бы это я был командир, если бы обо всех ваших выходках не знал? Что вы неделю назад устроили?
Воистину с аристократическим удивлением капитан осмотрелся по сторонам, словно увидел вокруг следы разрухи, устроенной именно семь дней назад, и ответил с изысканной куртуазностью:
— Имелся замечательный повод торжественно отметить славный юбилей нашего товарища.
— Ха! Так кто вам мешал отмечать? Выпили, спели пару песен — и спать! Но зачем было всю ночь напролет куролесить в командирской столовой с официантками?
— Э-э-э?.. — Все три товарища с подозрением стали переглядываться между собой, пытаясь догадаться, кто же проговорился.
Истина оказалась несколько банальна:
— Чего напряглись? Уже и по пьяни не помните, что сами говорили? Ну еще бы! Тем более что как раз те самые официантки сами все в городке и разболтали. Уж сильно им похвастаться захотелось такими жеребцами. Тьфу!
И полковник залпом выпил свой коньяк. Тогда как Малыш цыкнул сквозь зубы и с печалью выдохнул:
— Увы! Чужой роток не заткнет и молоток…
Оба друга ему с искренним сочувствием поддакнули, не забывая в то же время интенсивно опорожнять вазу с конфетами. Именно этот момент опустошения стратегических закромов сейфа и напомнил командиру базы про не совсем еще пригодное состояние офицеров и их наверняка нешуточный голод. Поэтому спешно заглотал свой недоеденный ломтик лимона и перешел на официальный тон:
— Значит, заканчиваем демагогию. Мыться, приводить себя в надлежащий вид — и через два часа быть в штабе на подробной разборке полетов. На ужин получите добавочную порцию. Можете идти!
Некую заминку своих друзей пояснил Алоис:
— Когда же мы отпразднуем новое назначение?
— Отлет на Оилтон с попутным транспортом только завтра к обеду. Так что сегодня вечером у вас будет… хм, парочка часов. Можете пригласить к себе нескольких свободных от дежурств офицеров.
— А если…
Но командир базы с заметным ехидством прервал попытку Николя что-либо уточнить:
— Не мечтайте! Лично проверю командирский салон и закрою своим ключом.
— Но, может…
— Не может! Уже три дня ни одна официантка не может оставаться на базе в ночное время.
— Так хотя бы…
— А вот со старшим коком посоветуйтесь. Он ваш лучший кореш, так что пару-тройку горячих блюд и приготовит. Не то еще упьетесь на голодный желудок и мне всю базу разнесете вдребезги!
Все три молодых офицера дружно отдали честь, вывалились толпой из кабинета в коридор и, пиная от радости друг друга кулаками, подались в сторону своих кают, но на первом же перекрестке остановились и принялись решать, как действовать дальше:
— Прежде чем помыться, лучше сразу запустить программу остального вечера. Поэтому, Малыш, давай дуй, заказывай спиртное, — начал было распоряжаться Николя, но аристократ его перебил возмущенным восклицанием:
— С ума сошел?! Хочешь торжественный вечер превратить в банальную попойку?
— Так ведь о-а-э… — попытался выразиться командир экипажа, тыча пальцем в сторону кабинета полковника. — Да и мне красавицы побоку… И где вы для себя официанток отыщете?
— Ну и что? Только на одних официантках свет клином сошелся? Ты еще не видел, какие помощницы у нашего кореша кока на камбузе появились!
— А они это?..
— Да какая тебе разница? Главное не результат, а участие. Ну и чтобы кок согласился их взять в компанию. Уже только одно присутствие прекрасных дам заметно украсит нашу холостяцкую пирушку.
— Ну если ты так уверен…
— Не сомневаюсь! Поэтому ты, Алоис, мчишься за выпивкой и берешь с тройным запасом. При этом учитываешь, что к нам в гости могут нагрянуть не только приглашенные ребята. Чтобы я потом на тебя не кричал: «Пошли дурака за бутылкой, так он одну и принесет!» Ты, Николя, обеспечиваешь соответствующее прикрытие нашего мероприятия в виде достойных проверенных дневальных и начальника внутреннего караула. Ну а мне предстоит взять на грудь самый ответственный фронт работ: закуску и соответствующее дополнение на сладкое. Хоп!
Три ладони сошлись в едином ударе, и все три героя разбежались в разные стороны.
А у себя в кабинете командир базы отключил виртуальный экран слежения и не сдержался от недовольного рыка:
— Вот разгильдяи! Надо было их еще часик «на ковре» подержать, тогда бы точно не успели организоваться! — Он с досадой ударил кулаком по столу, рассмотрел под ним депешу с распоряжением и сменил гнев на милость. Еще и улыбнулся при этом: — Хотя пусть расслабятся, в самом деле. Когда еще в следующий раз свидятся с боевыми друзьями.
ГЛАВА ВТОРАЯ
3594 г., середина осени, Пиклия
— Шесть лет! Почти целых шесть лет мы потеряли по вине этого молокососа Сте Фаддина и тупых коротконогих пропойц сквоков! — Моус Пелдорно, диктатор планеты Пиклия и одноименного звездного королевства, в гневе ходил вдоль окон своего кабинета и то патетически вздымал руки к потолку, то, сжимая кулаки, тряс ими, словно угрожая невидимому противнику. — И за эти шесть лет вся ваша хваленая служба так и не смогла отыскать моего меньшего братца и снести ему голову! Позор! Надо мной наверняка смеются во всей Галактике. Мало того, теперь твои аналитики вновь предлагают вступить в союз со сквоками! Это уже вообще уму непостижимо! Они еще пять с половиной лет назад настолько разбили все наши надежды и разрушили все планы, что с этими недоумками постеснялся бы разговаривать любой нормальный человек. У-у-у! Как я зол!
Граф Де Ло Кле, он же директор Управления безопасности Пиклии и шеф ее внешней разведки, на эту гневную тираду экспансивного монарха смотрел с изрядной долей иронии, раздражения и скепсиса. На него такие вот крики и метания на фоне яркого света здешней зеленоватой звезды совершенно не действовали. Своего соратника, которому он когда-то сам и помог захватить трон, он совершенно не боялся и наедине вел себя с ним чуть ли не по-хамски:
— Моус, да сядь ты уже и не мельтеши! Тем более что ты сам виноват в том, что у нас к данному моменту нет более подходящих и более хитрых союзников, чем сквоки. Которые, между прочим, весьма преданны и последовательны в своих действиях. А с другими… Не ты ли каждый раз начинаешь впадать в бешенство при первой же торговле на переговорах?
— И правильно делаю! — опять затряс кулаками диктатор. — Они не имеют права выкручивать нам руки! Хватит с меня пристального надзора со стороны больших дядек! Знал бы, чем закончится тогдашняя их милость, и под страхом немедленной смерти не полез бы в кабалу!
Де Ло Кле тяжело вздохнул и без всякого уважения проворчал:
— А куда б на фиг мы делись? Надо смотреть правде в глаза: без помощи и кредитов Доставки мы бы сейчас к эпохальному событию плыли на каноэ и размахивали бамбуковыми палками. И в лучшем случае только бы насмешили Оилтонскую империю нашим видом.
— Тем более новым шантажистам я уступать не намерен!
— Зря. Там уступка, там поблажка да парочка ничего не значащих обещаний. Глядь, а уже твоя вожделенная оилтонская вотчина в кругу своих врагов. Почитай — наших друзей. Только частичная изоляция Оилтона от остальной Галактики оказалась бы для нас решительным фактором в боевом преимуществе.
Король уже несколько успокоился, перестал орать и с нахмуренным видом уселся боком прямо на край письменного стола.
— Все равно их больше. А если подтянут войска с окраин…
— Ха! Да сколько можно тебе твердить: в современной войне главное — захватить одним ударом столицу противника и ликвидировать нынешних узурпаторов власти. Тем более в нашем варианте: по всем правам ты — законный наследник императорского трона. Только и следует, что в самые критические моменты придержать вражеские войска на дальних подступах. Вот именно для этого сквоки и пригодятся лучше всего.
— Ага! И заломят за это…
— Да ничего они не заломят! — Теперь уже граф повысил голос. — Только и хотят несколько звездных систем да выход в Большой внутренний рукав Галактики. Что по сравнению с этим целая огромная империя?! Ох! Порой я поражаюсь твоей… щепетильности!
Моус Пелдорно скривился:
— Как вспомню тот их облом с поимкой принца и полный провал с захватом Оилтона, так все внутренности переворачиваются. К тому же и на след Сте Фаддина твои люди никак напасть не могут.
— Ну сколько можно?! Дался тебе младший единоутробный братец! Раз Сте Фаддин так спрятался и сидит, словно сверчок под молотом, значит, вообще шевельнуться боится. Вон, ни шума в средствах массовой информации не поднимает, ни манифестов с жалобами не рассылает. Понимает, что жизнь его на волоске висит. Ну а со сквоками в прошлый раз просто такие обстоятельства и случайности произошли. Ты ведь сам видел и читал их полные отчеты и результаты служебных расследований. Операцию они разработали и начали гениально — комар носа не подточит! Ну а потом…
— А потом все пропили! Тьфу!
Граф задумчиво мотнул головой:
— Не скажи. Все они продумали и сделали весьма творчески и дальновидно. Просто есть такое понятие, как человеческий фактор. По данным их разведки, в стане противника попался просто уникальный отряд каких-то боевых не то андроидов, не то мутантов, который и разрушил все их планы как на Хаитане, так и на орбите Оилтона.
— Вот! — опять стал закипать гневом король. — А если на нашем пути во время Заброса эти мутанты появятся? Чем тогда оправдаешься?
— Именно поэтому мы до сих пор нашу интервенцию и сдерживаем, — признался Де Ло Кле. Затем встал, потянулся, разминаясь, и рассудительно добавил: — Ну и ученые все-таки должны дать гарантии Заброса больше чем тридцать процентов. Иначе нам войск не хватит. — Простых солдат он тоже не жалел для великих дел, потому что тут же забыл о возможных потерях, хохотнул и вернулся к прежней теме: — Но твой родственник император Павел Ремминг допускает большую ошибку. Он сам в то грустное для нас время — после бури протестов со стороны своих подданных — опрометчиво пообещал, что тайна событий на Хаитане будет раскрыта через пять лет. Годы прошли, народ требует, и он, глупенький, на днях должен объявить прилюдно имена героев, а также все остальные детали того смутного периода. Так что очень скоро мы узнаем все: кто и за что был награжден, кого повысили в звании и какие институты получили самые крупные премии за тех самых мутантов. Вся наша сеть работает по тревожному оповещению, и как только информация начнет поступать, наши аналитики быстро во всем разберутся.
Диктатор Пиклии тоже не усидел на месте. Опять забегал по кабинету, потирая от возбуждения руки и приговаривая:
— Кто? Кто они? Вот бы взять их за глотку! Забраться им под шкуру! Да так эту шкуру и сдернуть одним рывком!
Хоть бывший уголовник и уселся на трон звездного королевства, но так и остался в своей черной душе оголтелым садистом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
3594 г., середина осени, Оилтон — Нирвана
При переходе в лунманский прыжок транспорт так сильно тряхнуло, что даже у крепких и привычных к подобному перепаду молодых здоровых космодесантников сбило дыхание, появились кровавые круги перед глазами и со стонами вырвались непроизвольные проклятия. Тяжелей всех пришлось массивному Гарольду, он хрипел так, словно ему саданули кувалдой под дых. По этой причине слова ругательств наиболее разборчиво раздались лишь со стороны загорелого капитана с нашивками пилота-пограничника. Видимо, и такие перегрузки для него оказались вполне допустимыми.
— Что за корыто такое?! Без притановых щитов в космос выбрались, — стонал он. — Чтоб эту лоханку ржавчина сожрала! Вместе с пилотами! Да так даже уголовников не перевозят! Гады, олухи!
Следующие слова летного капитана вообще были крайне далеки от нормативной лексики. Но сотрясений больше не последовало, рев генераторов выровнялся, хрипы у людей прекратились и дыхание успокоилось. Однако поток ругательств только усилился, поскольку говорить уже могли все. Из этого потока стало понятно, что экипаж данной лоханки (все безмозглые неумехи!) наверняка удобно расположился в противоперегрузочных креслах, а вот отправляющихся на стажировку офицеров из разных учебных заведений, пусть даже заслуженных героев, везут, словно бессловесную скотину.
Но гомон голосов перебил резкий, хоть и немного охрипший голос майора Тантоитана Парадорского.
— Хватит ныть! Тоже мне герои! — Когда повисла относительная тишина, более спокойным голосом он добавил: — Представьте, как девчонкам досталось.
На что уже отдышавшийся Гарри снисходительно хмыкнул:
— Конечно! Ты только об одном человеке на этом транспорте переживаешь. Для мягкости ей под ноги и шкуры друзей бросить рука не дрогнет. Ха-ха! Но ведь сам знаешь, что у наших красавиц — самые современные лежаки в отличие от наших, допотопных.
— Разговорчики! Господин капитан!
— Нет, за наших дам можешь не переживать, — уже нормально отдышавшись, степенно вступил в разговор Армата, словно это не он минуту назад пытался тоже перекричать всех неэпистолярным жаргоном. — Уверен, они даже свои разговоры во время этой тряски не прекратили.
Танти, как самый старший по званию из находящихся в кубрике, только шикнул в ответ, призывая к тишине, а затем два раза ударил по переборке возле себя рукояткой кинжала. В повисшей тишине вскоре глухо послышались два идентичных удара с той стороны. Ни для кого не было секретом, что еще перед взлетом самый старший офицер в группе так все устроил, чтобы капитан Клеопатра Ланьо находилась как можно ближе к нему. Везде успел. Поэтому женская часть курса расположилась в соседнем кубрике всего лишь за одной толстенной переборкой. Женщинам в самом деле достались новейшие противоперегрузочные люльки, а посему переживать за них сильно не стоило. Но все-таки…
Сейчас Танти, получив условный сигнал от своей возлюбленной, что все в порядке, расслабился, довольно миролюбиво оглядел присутствующих в кубрике офицеров, первый отстегнулся от системы обжима и вскочил на ноги:
— Лучше бы, конечно, и в гости наведаться, но ладно, подождем…
По несколько суровому внутреннему расписанию данного боевого транспорта первые полчаса после выхода в лунманский прыжок запрещалось покидать свои каюты как личному составу, так и переправляемому десанту. Десанта не было, а вот переправляемые несколько групп офицеров даже в лицо друг друга не знали и впервые встретились на трапе транспорта при загрузке. Знакомиться друг с другом тоже было некогда. Успели разложиться, закрепить вещи и личное оружие, улечься в люльки, и сразу старт. Хотя двух человек молодой майор узнал. Одного — с некоторым трудом, тот промелькнул в памяти бравым лейтенантом, преподающим курсантам-космодесантникам в первые несколько недель учебы методику начального пилотажа. Имя не вспоминалось, потому что этого крепыша-лейтенанта из училища куда-то быстро перевели. И это именно он ругался больше всех в тот момент, когда у остальных сбило дыхание во время перехода в лунманский прыжок. Ребят он, кажется, не узнал, что вполне понятно: тогдашние курсанты смотрелись на одно лицо, да и за прошедшие шесть с лишком лет они заметно изменились.
Второй вообще был почти другом некоторое время. Их знакомство и тесное сближение произошло сравнительно недавно, в самом начале обучения в Восьмом Секретном Корпусе. Причем первая их встреча произошла практически стихийно. Тогда Парадорского, спешащего в свободное время в тренажерный зал, вдруг окликнул высунувшийся в коридор учебного корпуса долговязый третьекурсник. Казалось, он чем-то был сильно расстроен и искал хоть кого-нибудь:
— Эй! Ты свободен?
— Сравнительно, — расплывчато ответил Танти.
Старшекурсники порой слишком любили разыгрывать молодых коллег или подурачиться над ними.
— А в карты играть умеешь?
— Ну в теории — весьма неплохо. — В свое время, еще в интернате, друг по комнате Роман Бровер отлично подковал его по теории основных карточных игр. — А что?
— Здорово! — Без лишних церемоний высоченный парень затащил первокурсника в небольшую комнату, служившую методическим кабинетом, и только там стал объяснять: — Мне на вечер нужен скрытый напарник. Будет отличная игра. Тебе только и надо, что уметь определенными жестами показать, какие у тебя карты. Дальше я все сделаю сам при условии, что ты не будешь допускать грубейших ошибок. Выигрыш — пополам. Идет?
В тот момент Парадорский жутко мучился отсутствием денег, а ему хотелось и подарком каким-либо порадовать Клеопатру, и угостить ее во время увольнений чем-то вкусненьким, да и цветы она просто обожала. Но сейчас, всматриваясь в утонченное, можно сказать, аристократическое лицо старшекурсника, он сильно засомневался: «Аферист! Картежный шулер! С ним я могу последних галактов лишиться».
— Да ты понимаешь, — с ходу отыскал он верную причину для отказа, — я сейчас на полной мели…
Отказ не прошел. Шулер с замашками аристократа только обрадовался:
— Меньше сомнений, дружище! Вот тебе сотня, потом вычтем из общего нашего выигрыша. Тебе только и надо делать вид, что мы совершенно незнакомы.
— Без меня никак не получится? — с душевными терзаниями рассматривал в своей руке сотню Тантоитан.
— Нет! Кстати, ты не подумай обо мне как о шулере. О! По глазам вижу — подумал! Ну не ври, не ври. Просто дело слишком уж нужное: кровь из носу, но надо наказать двух моих зажравшихся однокурсников. Совсем гады совесть потеряли!
И он назвал два широко известных в корпусе имени. Те еще прохиндеи! Это сразу лишило Тантоитана последних сомнений. В тот вечер он много чему научился. Ну и с Малышом познакомился. Кстати, и на дальнейшие карточные посиделки он выбирался в казармы старшекурсников совершенно скрыто от всех своих друзей. Напарник настаивал, да и самому не хотелось раскрывать источники своих неожиданных доходов. Даже от Клеопатры утаил это интересное и весьма полезное знакомство в отместку за ее нежелание раскрыть свои тайны, что она уже давно обещала, но так и не удосужилась сделать.
Но час назад Малыш, который еще при загрузке в транспорт заметил начавшую расплываться в улыбке физиономию майора, сразу подал оговоренный между напарниками знак: «Мы незнакомы!»
Зная его вполне веселый добрый характер, Парадорский сразу откликнулся на интригу, ожидая, чем может закончиться дело.
Этих двоих, может, и кто-то из ребят опознал, но поговорить на данную тему пока не получалось, пришлось пометаться, проверяя, как устраивается Клеопатра, да и смысла не было ни малейшего. Что в среде военных означают мелькнувшие когда-то на горизонте лица? Да ничего! Ну и мало ли какие у того в данный момент имеются задания. Секретность всегда занимала одно из самых первых мест в межличностных отношениях при посторонних. Раз сам не здоровается, то и к нему не следует лезть с объятиями или дотошными расспросами.
Сейчас, пока полчаса придется торчать в кубрике, вроде как можно и перезнакомиться со всеми вполне официально, но какого-то особого стремления к этому со стороны других замечено не было. Да и кубрик казался слишком просторным. Рассчитанный на восемьдесят человек, он при наличии в нем всего двадцати казался необжитым и неуютным. Разместившиеся здесь группки смотрелись скорей островками, чем единым целым могучего флота Оилтонской империи.
Поэтому майор Парадорский сразу не стал форсировать события, времени на пути к Нирване еще целые сутки, успеется. Не стоит кичиться своим старшинством в звании. Тем более что ему и собственных старых друзей для разговоров и дискуссий хватит. Здесь вообще собралась знатная компания, продержавшаяся дружно с самого первого года обучения в космодесантном училище: Гарольд, Армата, Граци, Бергман, Феликс, Лидия, ну и конечно же Клеопатра. Эти семеро вместе с ним прошли не только горнило обучения, боевых крещений сроком три года в училище, но и успешно освоили науку выживания и командования в Восьмом Секретном Корпусе (ВСК), где готовили элитных воинов непосредственно для Дивизиона. Там тоже три года отдано совершенствованию воинских умений, плюс четыре месяца боевой практики уже в роли командиров на прекрасно изученном Хаитане да еще в нескольких командировках. И вот теперь предстоит пройти последний барьер: Кафедру Интеллектуальной Стажировки. Даже не барьер как таковой, а скорее финишный этап на главной дистанции. На Кафедре идет окончательная «шлифовка и огранка» всех без исключения воинов Дивизиона. Восемь месяцев познания наивысших тайн империи, наистрожайших секретов в управлении войсками, восемь месяцев максимальных физических и умственных нагрузок. Казалось бы, удивить или запугать восьмерых офицеров — воинов-космодесантников уже нечем, так что к последнему этапу они относились с изрядной долей здорового скепсиса, жизненного оптимизма и молодого максимализма. «Если за шесть лет ни разу не оступились, то и тут прорвемся!»
Кроме шестерых друзей, в мужском, десантном кубрике находилось еще три группы офицеров. Те держались пока обособленно, на контакт ни с кем идти не спешили, но внимание к себе все равно приковывали. Во-первых, все с боевыми наградами, о которых свидетельствовали специальные нашивки на форме. Во-вторых, все старше возрастом как минимум года на два, а то и больше, чем любой из окружения Парадорского. Ну и, в-третьих, у всех в поведении чувствовалось высокомерие по отношению к самым молодым коллегам. А на Парадорского вообще посматривали с улыбкой, в которой читалось презрение: «Тоже мне майор нашелся! Штабной выскочка или маршальский сынок!» Наверняка и они сразу рассмотрели наградные нашивки, по которым неправдоподобно молодой майор имел несколько различных боевых медалей, полный бант орденов Витязя и самое кощунственное — знак наивысшего ордена империи, «Изумрудный Листок». Несколько смущало немалое количество наград, а также высокие звания остальных пяти друзей майора, но опытные ветераны на своем веку и не такие группы золотой молодежи встречали. Их не слишком удивишь явным либо скрытым протекционизмом в среде карьеристов-военных.
Но вот определенный прищур в глазах сразу говорил: «Ничего, мальчик, если мы за тебя возьмемся, то тебе мало не покажется!»
Самая малочисленная группа из двух человек представляла такой род войск, как мобильная бронетехника. Чаще их называли обрами (операторы боевых роботов). Оба капитана, весьма похожие между собой физическим строением, фигурой, ростом, жестами и голосом, но ярко отличающиеся цветом волос: блондин и брюнет.
Самая многочисленная группа состояла их девяти нахмуренных и молчаливых дальников. Дальниками называли определенную элиту космических сил, дальних разведчиков. Среди этой девятки особенно выделялся непомерно грузный, раза в два шире самого Гарольда капитан. Словно борец сумо. Со своими раскосыми узкими глазами он смотрелся экзотично и колоритно. Но все остальное выглядело отталкивающе, а больше всего бросались в глаза презрительная улыбка, которой он буквально провоцировал молодых коллег, и хищный, неприятный оскал. Кажется, Ломоть Сала, как его сразу окрестил шепотом Гарольд, отличался помимо непомерного веса настолько же неуемной тягой к скандалам. Оставалось только удивляться, как такую тушу могли призвать на службу в Дивизион? Может, он просто отправляется на Кафедру вместо живого пособия для отработки насмешек? Или собирается исполнять роль ходячего мешка для занятий боксом?
Именно такие мысли крутились в голове у Парадорского, когда он обвел взглядом кубрик и непроизвольно задержался на чернокожем коллеге. Старший лейтенант был третьим в еще одной группе офицеров и единственным негром на транспорте, довольно щуплым, ничем больше, кроме цвета кожи, не примечательным и уж на вид никак не воинственным. Но все-таки три ордена Витязя наверняка получил вполне заслуженно. Двое его напарников имели такие же комплекты боевых отличий. Но если те и физически могли считаться истинными витязями, то чернокожий товарищ смотрелся среди них как случайное недоразумение. Словно черный, сильно переболевший в раннем детстве аист среди своих белокрылых собратьев.
«А мы как смотримся? — вовремя задал себе правильный вопрос молодой майор. — Наверняка косятся на нас, считая никак не меньше чем бастардами императора Павла Ремминга. Как бы до открытых ссор не дошло…»
Поэтому он сразу повернулся к своим друзьям и задал извечный, чаще всего нейтральный, но всегда актуальный для служивого человека вопрос:
— Интересно, а когда здесь обедать позовут?
Тема благодатная, неистощимая и всегда легко переходящая в любую иную плоскость бытия. Вот и сейчас разговоры о происходящем на транспорте и в большом мире рванулись не просто гейзерами, а настоящими вулканами.
И больше всего волновало ребят так и не услышанное обращение императора Павла Ремминга к народу. Оно транслировалось по всей империи, наверняка и окончилось уже, но убывающим по тревоге на практику офицерам возможности просмотреть или хотя бы прослушать его, как всем остальным подданным Оилтонской империи, не предоставили. Хотя собравшимся здесь было весьма интересно узнать, насколько в нем приоткроется правда о событиях более чем пятилетней давности. Но интенсивнее всего спорили между собой, перекрикивая всех остальных, Граци и Армата. Еще и Феликс добавлял остроты в их споре короткими междометиями и восклицаниями типа: «Мечтатель! Вот заливает! А ведь он прав! Ух ты! Сам такой! Ну ты и загнул!» — и некоторыми другими, менее приличными. Все-таки женщины их сейчас не слышали.
— Никогда, запомни, никогда император не назовет истинных имен участников событий на Хаитане, — со всей своей рассудительностью пытался доказывать Армата. — Это будет противоречить всем канонам сохранения военной, государственной и внешнеполитической тайны.
— А смысл?! — экспансивно восклицал порывистый, но полный жизненного оптимизма и юмора Граци. — Ты сам посуди, сколько уже людей про эти секреты знает! Да почитай все высшее адмиралтейство в курсе! Масса аналитиков! Сотни ученых и воинов городка! Не говоря уже о военных младшего звена.
— Ну не скажи. Ведь до сих пор имена участников никакому журналу или телеканалу выведать не удалось. А ведь они для такого дела огромных сумм не жалеют.
— Ха! Это только лишний раз доказывает, что жесткий контроль над средствами существует.
— Как же! Плевать наши журналисты хотели на контроль. — Армата многозначительно поднял указательный палец. — А уж иностранные издания так и подавно.
— Рассмешил! — Граци и в самом деле заливисто хохотал, умудряясь при этом внятно разговаривать. — Да кому в иных королевствах или империях нужны истинные имена участников хаитанских событий?! Что они с этого поимеют? Нонсенс!
— Вот и нет! — стал распаляться и Армата, хотя при этом поглядывал на Парадорского, словно прося о моральной помощи в споре. — Любая разведка заплатит троекратно больше любого телеканала, лишь бы выведать — кто, где и как! Потом вражеские аналитики поработают над этим, вычислят места обучения элитных сил Оилтона и могут всегда ударить по ним в самый неподходящий для нас момент.
— Да что ты понимаешь! Перестраховщик!
— А ты?! Недальновидный авантюрист!
Тантоитан решил немного погасить разгорающиеся страсти:
— Ребята, чего даром глотки рвать. Вот прибудем на Нирвану, просмотрим выступление императора, и все станет ясно. Может, никакой угрозы над нашим любимым десантным училищем и не нависнет.
После чего грубый смех послышался с другой половины кубрика. Причем потешались сразу все восемь дальников, которые до этого негромко переговаривались, а сейчас хохотали над какой-то скабрезной шуткой того самого Ломтя Сала. Толстяк продолжал кривляться, но теперь уже свои ничем не закамуфлированные оскорбления выговаривал вполне громким отчетливым голосом:
— Ну вот, коллеги, а вы опасались, что наша золотая элита взрастает в каком-то важном, невероятно засекреченном детском садике. Хо-хо! Оказывается, это всего лишь плюгавенькое училище для малолеток.
Все расслышавшие друзья Тантоитана и он сам гневно нахмурились, все еще надеясь, что они неправильно поняли и говорят не про них. А презрительное гоготание продолжалось.
— Так и представляю себе картину маслом: все, ну прямо все враги нашей империи собрались, разведали и решили жестоко отомстить этой славной альма-матер истинных воинов и поборников высокого духа. Направили туда огромный бомбовоз, открыли люки, и… — Толстяк сделал артистическую паузу, во время которой все его друзья задержали выдох. — И закидали ребятишек тоннами сладких леденцов. Ну и чего вы ржете? Чего? Ведь после этого все курсанты только и будут что баловаться с леденцами и даже про ношение формы забудут. Вот тогда и настанет истинная трагедия: училище закроют по служебному несоответствию.
Хохот грянул воистину гомерический. Вдобавок еще и обры вкупе с негром-пилотом заулыбались от всего сердца. Соратники чернокожего воина не выдавали своих эмоций, но все замечающий Танти успел уловить поощрительный кивок своего карточного напарника. Этот знак расценивался как: «Бей тузом!»
Но вот отреагировать первым старший по званию не сумел. За него это сделал лучший друг.
— Эй, ты, грязный кусок сала! — рявкнул Гарольд своим командирским голосом. — Давно тебе космодесантники рыло не чистили?! Так я сейчас пару твоих гнилых зубов вышибу, чтобы дышалось легче!
Он уже двинулся вперед, хотя на его пути жестко встал Парадорский. Тогда как толстенный дальник тоже вскочил на ноги и стал дурачиться с плаксивыми нотками:
— Неужели деткам в училище шоколадок не давали? Ай-я-яй! То-то я смотрю, они такие злые и невоспитанные. Придется наказать, надавать по попке…
— Капитан! Ведите себя достойно и не позорьте воинского звания! — заорал на него Парадорский. Он и так еле сдерживал приятеля. — Это вы затеваете инцидент своими пошлыми оскорблениями.
— Ой! Ну что вы, майор! — продолжал паясничать Ломоть Сала под смех своих соратников. — Разве детей оскорбляют? Их воспитывают!
— Как старший по званию я вам приказываю…
— Да иди ты, — оскалился толстяк, — со своим званием к… своему папеньке!
Тут уже стало понятно, что никакие увещевания банальной драки не остановят. Весь вопрос только и заключался теперь в том, все в этой драке сойдутся или не все? И как она пройдет? Понятно, что за оружие никто хвататься не будет, в случае нечаянного убийства трибунал и пожизненная каторга обеспечены. А вот кулаками помахать вроде как все не против. Обры стали приподниматься со своих мест, слишком уж презрительно поглядывая на шестерых космодесантников. Чернокожий старший лейтенант тоже был не прочь показать свою удаль в драке с численным превосходством. Зато двое его коллег сидели так, словно вокруг ничего не происходит, кроме скучной рыбалки, а поплавок вообще не дергается.
Тем временем Гарольд все-таки обошел своего лучшего друга и шагнул в центр кубрика:
— Ну что, жирдяй, собираешься за спины своих недалеких умом сослуживцев прятаться или выйдешь сам, как мужчина — показать, на что способен?
Дальники недовольно запыхтели, сжимая кулаки и делая шаг вперед.
— Трусишка! — хохотнул капитан Стенеси, и не думая отступать.
Но заводила и зачинщик скандала лишь презрительно фыркнул и расставленными в сторону руками остановил коллег:
— Сейчас он у меня получит!
Видимо, очень надеялся на свою массу и, как оказалось впоследствии, весьма неплохие бойцовские качества. Даже удивительно было смотреть, насколько, казалось бы, неповоротливая туша стремительно скользнула вперед, а неимоверно длинные руки стали наносить хлесткие и сильные удары.
Да только все равно у дальника против младшего по возрасту десантника шансов не было. Слишком уж пристальное внимание в последние годы Гарольд уделял собственной физической подготовке и всем возможным, а порой невозможным видам единоборств. Настолько он всегда стремился доказать всем, а в особенности Тантоитану Парадорскому, что не слабей своего друга детства. Из всего потока, да и во всем Восьмом Секретном Корпусе (ВСК) равных по силе соперников для Стенеси не существовало. Кроме Танти, естественно.
А то, что Гарри не с первых трех ударов обрушил дальника на пол, так это говорило лишь о коварстве да желании как можно болезненней и обидней наказать обнаглевшего хулителя родного училища. Ну и по поводу оскорбленных сирот дополнительное наказание полагалось. Такое вообще не прощалось.
Поэтому первый удар по несущемуся навстречу противнику был нанесен не убойный, но сильный и точный, так что кожа у дальника на скуле под левым глазом сразу оказалась рассеченной. Кровь заструилась, как и следовало ожидать. Второй удар последовал в плечо, а третий, уже с тыла, — по печени. Пока Ломоть Сала по инерции пронесся в сторону да разворачивался, Гарольд, не получивший ни царапины, взялся за словесное воспитание:
— Кстати, о наших родителях ты зря выразился плохо. Они трагически погибли, когда нам с Тантоитаном было всего ничего. Так что только за поругание светлой памяти ничего тебе не сделавших людей ты достоин сурового наказания.
Развернувшийся толстяк какое-то мгновение слушал, пытаясь вникнуть в смысл слов. Но потом нащупал рукой кровавую рану на лице, засверкал взбешенными глазами и снова пошел в атаку. На второй раз ему досталось еще больше: лопнула правая бровь, и оказалось изрядно разорвано левое ухо. Пока он с рычанием это осознавал и вновь разворачивался за более подвижным и постоянно меняющим место противником, наущения повторялись:
— Если ты настоящий офицер, а не купил свои капитанские погоны на рынке, то наверняка свое училище или академию никогда оплевывать не станешь. Так какое ты имел право с презрением высказаться о нашей вотчине? Или ты вообще засланный провокатор и собираешься сеять раздор в нашей империи между военными?
Слова о провокаторе вовремя остановили остальных дальников, которые могли сорваться в общую драку в любое мгновение. Хотя и пятеро десантников были готовы к горячей потасовке.
А вот обры уселись обратно. То ли им сразу стало понятно, на чьей стороне сила, то ли они и в самом деле признали слова капитана Стенеси воистину верными.
Негра силком усадили на кровать оба его товарища-пилота, что-то ему строго буркнули, но зато сами встали так, что сразу стало понятно: они целиком на стороне космодесантников. Скорей всего по суммарности всех этих причин драка и продолжалась один на один.
Теперь уже Ломоть Сала старался не разгоняться, а просто, размахивая своими длинными ручищами, шел вперед как танк. Даже залившая лицо кровь ему не мешала. Но ведь Гарольд и не таким «танкам» башни сворачивал. Сводя на нет все поступательное движение противника, он непрекращающимися ударами кулаков и ног заставил того остановиться, а потом и перейти в глухую оборону. Еще и приговаривал при этом:
— Зависть мучает? Подайся в отшельники. Любишь подраться? Вали на ринг. Не сдержан на язык? Или он у тебя во рту не умещается? Так я его укорочу!
После этих слов носок ботинка достал локоть толстого капитана, и тот от боли начал проседать. Раскрылся при этом настолько, что стальной кулак Гарольда резким ударом выбил ему сразу пару передних зубов. Тут Ломоть Сала и рухнул на спину.
Жестоко. Но справедливо. Да и другим наука.
Какое-то время дальники еще находились на том шатком гребне, с которого готовились броситься в потасовку, но их остановил насмешливый голос Малыша:
— Господа офицеры! Запись событий в кубрике ведется постоянно! Каждое слово наверняка зафиксировано. Виноват в драке ваш толстяк. Скорей всего, на Нирване его уже на Кафедру не примут. Хотите тоже вместо Дивизиона оказаться в роли постовых на отработанных планетах? Да и не справитесь вы с этими ребятками. Так что не позорьте честь мундира, а быстро и дельно окажите помощь своему недалекому умом товарищу.
Несколько мгновений гнетущего молчания и нахмуренных переглядываний, после чего кто-то стал доставать пакеты первой помощи.
И как раз в этот момент дверь кубрика резко распахнулась и внутрь с радостным криком ворвалась капитан Ланьо.
— Ребята! Ура! Смотрите, что у меня есть! Кристалл с записью выступления Павла Ремминга. У экипажа вытребовала! Доставайте виртуальный проектор! — Она приближалась только к Танти, смотрела только на него, хотя и обращалась вроде как ко всем. Но все-таки сообразила осмотреться и только потом застыла на месте, уставившись на окровавленного и стонущего толстяка. — Ой… А что это с ним?
Несколько флегматично потирая покрасневшие костяшки пальцев, Гарольд дал краткое пояснение:
— Да пока ничего страшного. Небольшие мужские развлечения, — и, показывая, что тема закрыта, повернулся к Бергману: — Санек, доставай проектор! Сейчас и выяснится, кто прав: Граци или Армата.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
3594 г., середина осени, Оилтон — Нирвана
Пока доставали имеющийся в багаже у Александра Бергмана проектор, дальники подняли своего избитого товарища и даже успели оказать тому вполне квалифицированную медицинскую помощь. А Тантоитан в нескольких словах постарался рассказать своей любимой всю подноготную состоявшегося здесь противостояния. Когда следом за Клеопатрой в кубрик пришла Лидия Шелди и с нею еще восемь офицеров женского пола, то лежащего на кровати пострадавшего уже и видно не было за спинами его коллег, а от пятен крови на затертой палубе не осталось и следа.
Поэтому общие темы и общий тон разговоров сразу стали задавать именно женщины. Они все-таки оказались умней, между собой не только не передрались, но и познакомиться успели, а теперь, явно заинтригованные, спешили увидеть то самое выступление императора, которое техники транспорта успели записать из эфира перед самым лунманским прыжком.
Несмотря на то что все остальные женщины имели звания старших лейтенантов, самой молоденькой среди них, капитану Ланьо, они нисколько не завидовали. Внешне, по крайней мере. И теперь оживленно щебетали:
— Нам и так было жутко интересно…
— А тут еще и Лидия нас шокировала, заявив, что лично знакома с некоторыми героями Хаитана.
— Верится, конечно, с трудом…
— Но если это так, то и мы отныне сможем похвастаться знакомством с товарищами тех самых таинственных воинов.
— Ой! Сколько я в свое время сплетен на эту тему наслушалась!
— А мне так с пеной у рта один балабол доказывал, что сам видел этих андроидов.
— Неправда! Утверждают, что там воевали мутанты с перестроенным организмом.
Мнения и предположения, наивные и весьма близкие к правде, сыпались как из рога изобилия. Зато мужчины сразу подтянулись, заулыбались, а юморист и весельчак Граци задорно обратился к девушкам:
— Красавицы вы наши! У меня к вам предложение! А может, и вопрос! Вот если бы вы вдруг увидели в нашем кубрике хоть одного героя хаитанских событий, подарили бы ему каждая по одному поцелую? — Заметив, как на это реагируют Клеопатра и Лидия, он сразу предупредил: — Понятно, что вопрос не относится к капитану Ланьо и старшему лейтенанту Шелди. Одна почти замужем, вторая и так знакома с теми героями. А вот вы? Все восемь?
Рассаживающиеся на свободных кроватях женщины ответили покровительственным смехом и твердыми обещаниями, которые сводились воедино восклицаниями самой мощной на вид представительницы «слабого» пола:
— Не волнуйся, мальчик! Для таких парней нам и по три поцелуя не жалко. — Затем она томно закрыла глаза, потянулась и со стоном призналась: — А я бы так вообще не отказалась парочку тех мутантов изнасиловать.
— О-о-о! — в тон ей отозвался Граци. — От таких ласк любой мутант загнется!
— Ничего, мы ему массаж такой сделаем, — отозвалась еще одна бойкая на язык представительница женского офицерского сословия, — что он вновь станет стройным, как кипарис!
Под общий хохот участвующих в беседе и перепалке к ним подключился и капитан Стенеси, окончательно уверившийся, что инцидент с дальниками исчерпан.
— Ловлю на слове! — и указал рукой по очереди на обеих: — Как только отыщется первый герой, по моей наводке с тебя для него два изнасилования, а с тебя — два восстанавливающих массажа.
Не совсем понимающий, чего это все так беззаботно веселятся, Армата вновь решил напомнить о своих рассуждениях:
— Не забывайте, имена так могут и остаться государственной тайной. Вернее, истинные имена. Просто вместо этого могут озвучить какие угодно. То есть вымышленные.
— Но ведь император пять лет назад пообещал! — возмущался Граци от лица всех остальных. — И если он не сдержит слова, то страну ожидает…
Он запнулся, подбирая синоним помягче к «всенародному бунту», но на него тут же стала морально давить Клеопатра:
— И не стыдно? Тоже мне офицер! Против решений императора осмелишься возражать? Или он с тобой вначале посоветоваться должен?
— Да я не в том смысле, — стал оправдываться старый друг. — Сам все понимаю, но ведь народу очень интересно…
— А ты что, народ? Ты просто служишь! Вот что прикажут, то и делай!
Тантоитану пришлось придержать свою любимую за руку:
— Да ладно тебе, не заводись. Сейчас все узнаем. Бергман, что ты там так долго копаешься?
— Клеммы батареи пришлось зачистить и выровнять. Сейчас, сейчас… О! Есть контакт! Девочки, прекращайте галдеж!
Тотчас в центре кубрика зависло голографическое изображение императора, хорошо видное со всех сторон. Тридцать офицеров, не исключая пострадавшего всего десять минут назад в драке толстяка, затаили дыхание и стали внимательно слушать.
Нельзя сказать, что выступление первого человека Оилтонской империи только и сводилось к пересказу или разъяснению единственного, пусть и весьма знаменательного события. Подобное мероприятие было ежегодным и приурочивалось к символическому первому дню зимы. Хотя на многих планетах подданные порой за всю жизнь и снега не видели, но такая традиция сложилась на Оилтоне издавна, а потом уже перекочевала во все иные периферийные звездные системы. В конце календарной осени проводили нечто подобное губернаторы планет, потом систем, ну и венчало всю эту вереницу добровольных самоотчетов перед народом выступление императора. Порой его могла замещать помогающая править императрица или наследный принц. Но в любом случае первый календарный день зимы всегда знаменовался подобным мероприятием.
Павел Ремминг поэтому говорил долго, до ожидаемых фраз истекло добрых минут сорок. О внутренних успехах, о существенных достижениях своего государства, о внешней и внутренней политике. О возможных трудностях, которые по конкретно названным причинам могли как-то повлиять на всеобщий уровень жизни многомиллиардного населения.